Читать книгу "Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит - Андрей Буровский"

С минуту ребята только слушали, как затихают звуки вдалеке.

— Я слыхала про такое… Это называется «Дядя Миша в медных триконях». До сих пор такого не видала, только слышала про такие штуки… Рассказывали парни, они по пещерам ходят…

У Ирины дрожали колени, дрожал голос. Необходимо было постоять, пока уймется дрожь в ногах, в руках.

— Хорошо хоть, вместе были… — Пашу тоже била дрожь, по голосу слышно. Постояли, не обсуждая больше ничего. Все и так было ясно — влетели. Влетели так, что дай Бог выйти.

В конце этой галереи произошло еще одно, вроде бы мелкое происшествие: у Ирины погас фонарь на каске. Поломка была пустяковой — чуть-чуть отошел контактик. Но ведь надо было снять каску, направить на нее луч фонаря Павла и потратить несколько минут на то, чтобы вынуть батарейки, согнуть контактик, засунуть все обратно… На это время света стало несравненно меньше, и Ирине казалось, что опять несутся мелкие лапки-крючочки по потолку и наверху по стенам, и что останавливаются где-то здесь, на границе освещенного круга, еле слышно лопочут, скрежещут по камню. И одна мысль о том, что может погаснуть еще и фонарь на каске Павла, вызывала у Ирины такой ужас, что не только вспотели ладони, пот струйкой стекал по спине.

А ведь рано или поздно оба фонарика погаснут, пусть даже с запасными батарейками. Свечи тоже далеко не бесконечны. У Иры усиливалось ощущение, что пещера затаилась, ждет и не собирается отпускать. Пещере торопиться некуда, она ждет себе и ждет, и непонятно только, для чего. Вот того, в ватнике, ведь не съели, даже не попробовали. Как умер, так и сидит. Вспомнив это лицо, Ирина еще раз почувствовала струйку пота в ложбинке вдоль позвоночника. Сердце так колотилось у никогда не чувствовавшей сердца девочки, что она стала задыхаться.

В одной из галерей невнятное бормотание усилилось так, что стало совершенно очевидно: совсем близко, в конце коридора, сидит огромное существо, бормочущее в полусне.

Оба представили его в виде своего рода медведя, только с более грубым и в то же время с более антропоидным сложением: например, с огромной головой и выпуклым лбом рахитичного ребенка. Оба видели даже его маленькие, недоразвитые в сравнении с телом, скрюченные ручки и ножки, покрытые мягкой белой шерстью.

Разница состояла в том, что Павел представил чудище почему-то с огромными «ночными» глазами, в полголовы, а Ирина — вообще безглазым. Но делиться своими мыслями ни тот, ни другой не стали по собственным соображениям.

Что-то мелькнуло в конце коридора… какое-то целенаправленное движение произошло там, в конце этой длинной извилистой галереи, медленно спускающейся вниз. Движение повторялось раз за разом — стало ясно, что прыгает неживое. Ручеек, целый подземный ручеек стекал здесь, пересекая галерею. За ручейком угадывалось то ли продолжение этой галереи, то ли новая. Скоро плеск и журчание воды опять перешли в неприятное бормотание.

В конце этой галереи обессилившая Ира произнесла задумчиво, и как всегда, вполголоса, чтобы не подхватило эхо и не понесло по бесконечным коридорам:

— Знаешь, Паша, а я уже не могу…

— Ну и что ты предлагаешь?

— Ничего. Но понимаешь, я и правда больше не могу. Звуки эти, шаги… Может быть, ты дальше сам пойдешь?

— А ты здесь так и останешься?

— Ну ведь этот, в ватнике, остался…

— Иришка, не сходи с ума… — Павел ласково коснулся губами корней волос.

— А я, наверное, уже сошла…

— Так ты что, так и будешь тут сидеть одна? А я один где-то бегать?

— Да… Это верно.

Измученная девочка пошла дальше, потому что страшнее всего, даже страшнее новых звуковых эффектов, страшнее безнадежности было бы остаться одной в этой недоброй темноте.

ГЛАВА 21Семейная идиллия

17 августа 1999 года

Вечером семнадцатого августа бабе Дусе опять пришлось осуждающе пожевать губами, потому что мимо ее дома прошла еще одна машина. «Разъездились тут…» — качала головой, возмущалась про себя старуха. Трудно сказать, чем возмущалась, потому что совсем ведь недавно объясняла она Павлу и Ирине, как хорошо было при коммунистах, как много людей ездила и на Малую Речку, и оттуда. Вроде бы, радоваться надо… Но не радовалась баба Дуся, а осуждала, поджимая губы… Она уже привыкла все осуждать, всем возмущаться, во всем видеть издевательство, и ни в чем не замечать хорошего.

Стреляющий выхлопными газами, как бы бешено пукающий, газик прокатился к дому Мараловых, в чем тоже не было совершенно ничего удивительного: к ним вечно кто-нибудь да ездил.

Баба Дуся не видела, кто вышел из этой машины, и это к лучшему: даже вездесущие мальчишки с криком шарахнулись от вышедшего из машины, и трудно сказать, что было бы с идейной, впечатлительной старушкой? Потому что сперва из машины под аккомпанемент сопения, высунулось огромных размеров, нездоровое грязное брюхо. Все остальное, что вывалилось вслед за брюхом, могло бы показаться просто придатком к исполинскому животу, если бы не красная рожа и большущая всклокоченная борода. Росту вышедший был среднего… да куда там! Много меньше среднего, во многом из-за кривых коротких ног. А вот рожа была здоровенная, что называется, в три дня не обгадишь, и клочковатая бородища — тоже что надо.

Мальчишки отбежали на несколько метров, и один даже уже поднял камень, но приятели удержали — кто его знает, что тут может быть?!

— Карабас-Барабас! — ахнул один.

— Не… Это дядюшка Ау… — поделился впечатлениями другой.

— Фантомас…

— Таких страшных карликов даже за деньги не показывают… — сказал начитанный Ванюша. Остальные понятия не имели, кто такой Фантомас, но согласились с товарищем.

А страшный человек, отдуваясь, засеменил, было, кривыми ногами, но из другой дверцы уже сыпались люди: молодая, довольно пышная дама с хорошими русскими глазами и длинной каштановой косищей куда ниже талии. На руках у дамы оказался ребенок чуть больше года, девочка, судя по платью. А дальше высовывался какой-то милый смуглый юноша, черты которого неуловимо напомнили черты этого толстого и страшного, но несравненно благообразнее.

— Доехали… Ну и жара… — пропыхтели очень дружно эта дама и только что приехавший мужик.

— А тут и правда интересно, папа… — задумчиво произнес юноша.

— Ааааа!!!!

Услышав этот ужасный вопль, от которого чуть не рухнули горы, несведущий человек мог бы всерьез испугаться и счесть вопль признаком ужасного несчастья. А знающий понимал: к Мараловым приехали гости, хозяин обрадовался, увидев еще одного знакомого, неизвестно из каких краев.

— Надолго к нам?!

— Отдохнуть… Вот сын мой, старший, Евгений; вот жена.

— С ней мы знакомы! А вот это еще кто такой?! — грозно рычал Маралов, уставя палец длиной пятнадцать сантиметров, к полному восторгу юного исчадия Михалыча. Потому что если нервные люди и могли заболеть от воплей Маралова и от его страшного вида, то маленькая милая Аполлинария отнеслась к нему очень заинтересованно и тут же цапнула за палец.