Читать книгу "Элла - Ури Геллер"

Многие из тех, кто приехал сюда в инвалидных колясках, уже вставали на ноги, приветствуя ее — несмотря на то, что молитва еще не началась. Съеживались опухоли, рассасывались катаракты. Операторы пробивались сквозь толпу, ища взглядом вновь исцеленных. Одна девочка сказала, что пришла сюда помолиться за больную мать, и вдруг у нее самой прошла зубная боль, и она чувствовала уверенность в том, что ее мать исцелится. Мужчина, умирающий от гемолитической несфероцитарной анемии, заявил, что чувствует себя значительно свежее, будто постоял под струей холодной воды.

На растяжках красовался слоган: «Элла — Мессия» — на английском, иврите, арабском, гуджарати, китайском, тибетском… Все конфессии выражали свою веру во второе пришествие. Плакаты провозглашали: «Элла спасет нас», «Отпусти нам грехи, Элла!»

Сообщалось о случаях левитации в толпе, хотя сама Элла прочно стояла на земле. Гул вертолетов над головой был оглушителен. К шести часам, когда Элла впала в транс от изнеможения, и была усажена на кресло в задней части сцены, количество сообщений об исцелениях среди присутствующих достигло пяти тысяч. Во всем мире их число в сотни раз превысило эту цифру.

В Британии это чудо получило большее освещение в прессе, чем самые знаменательные события Второй мировой войны. Лондонское мониторинговое агентство «Дюррант» подсчитало, что в начале мая 1945 года газеты посвящали до двадцати семи процентов своих колонок поражению Германии. Элле было отдано сорок пять. Одна история публиковалась снова и снова, придавая массовому чуду зримость и осязаемость.

В Филадельфии пятидесятилетний Саймон Вайнштейн молился за душу своего сына. Ребенок умер почти тридцать лет назад от рака крови. Родись Гарри в девяностых годах, у него, возможно, был бы шанс выжить. Но он родился в шестидесятых, и шанса у него не было. Он умер за неделю до своего второго дня рождения, и его родители в память о нем каждую неделю возносили молитвы за его душу. Саймон вдовствовал уже восемь лет, но не забывал своего мальчика. Теперь каждую неделю он молился за обоих — и за сына, и за жену.

Скорбь Саймона по Гарри была тем тяжелее, что и младшего сына, Майкла, он тоже потерял. Они разругались давным-давно — их последняя встреча состоялась на похоронах матери Майка, где были произнесены непоправимые слова — такие, которые никогда не забываются.

А потом случилось чудо.

Майк позвонил Саймону точно в тот момент, когда Саймон молился за Гарри. Он сказал: «Папа, я смотрю моление по телевизору. Я хочу помириться».

Саймон отозвался: «Да?»

«Я женат, ты незнаком с моей женой, ее зовут Флер, мы сейчас живем в Орегоне. И у нас родился сын. Папа, я хочу попросить тебя кое-что для нас сделать».

Майк был в слезах, и всхлипывал в трубку, пока говорил, и хотя Саймон несколько подозрительно отнесся к звонку невесть куда пропавшего, а теперь объявившегося, и на голубом глазу предложившего помириться — чтобы тут же просить об одолжении — сына, он не ответил ему грубостью. Он повторил: «Да?»

«Мы назвали нашего сына Гарри».

«Что ж, прекрасно!»

«Думаешь? У него та же болезнь, от которой умер твой сын Гарри. Рак. Рак крови. Мы перепробовали все существующие способы лечения, но ему не становится лучше. В последние две недели стало намного хуже. Он в больнице. А во вторник, если Богу будет угодно разрешить ему дожить до этого, ему исполнится два годика. Папа, ты помолишься вместе с нами? Помолишься за Гарри? Пожалуйста!»

И Саймон молился. Он молился весь день, и всю ночь — за внука, которого никогда не видел. Утром он позвонил на местную радиостанцию, чтобы рассказать свою историю, и попросить слушателей помолиться вместе с ним. Городское телевидение подхватило этот сюжет. Потом национальное. К следующему утру, накануне дня рождения Гарри Вайнштейна, вся Америка молилась за него. Он стал символом того, как молитва может победить болезнь, и не только — как она может объединить распавшуюся семью, объединить целый народ.

Утром своего дня рождения, когда ему полагалось уже быть на пороге смерти, Гарри Вайнштейн исцелился.

Глава 36

Из журнала «Обсервер Лайф», воскресенье, 12 декабря. На обложке — фотография большого дома, сделанная с помощью аэросъемки. Подзаголовок: «Что на самом деле происходит в Центре Эллы».

Впервые! Международный эксклюзив! Репортаж изнутри тайного мирка Эллы Уоллис и ее учеников. Алиса Холмс провела неделю за запертыми дверями Центра Эллы, получив беспрецедентный доступ к Директору Питеру Гунтарсону, и добилась аудиенции с самой затворницей-чудотворицей.

Алиса в Стране Эллы

Никто не предупредил меня, что Питер Гунтарсон будет на этом вечере — потому что об этом никто не знал. В эти дни он может беспрепятственно войти в любой дом, какой пожелает, одетый так, как ему вздумается — и его примут с радостью, усадят на почетное место, и обслужат с ног до головы. Вне сомнений, захоти он только — он мог бы прошагать через Здание Парламента, затянутый в свою черную байкерскую кожу, и парламентарии с задних рядов только приветственно размахивали бы своими повестками дня, и требовали предоставить ему слово. Кстати, не такая уж глупая мысль — в конце концов, Директор заделался постоянным гостем в Хайгроув Хаус,[47]трижды побывал в Белом Доме, и даже почтил своим присутствием Дом номер десять.[48]

Именно поэтому никто и не ожидал, что он войдет в помещение, где происходила вечеринка после показа очередной премьеры на Вест-Энде. Это было 29 ноября, постановку осуществил Эрик Осборн, и вечеринка обещала быть тестом на выносливость — поскольку сам Эрик не соизволил появиться, поскольку приглашены были все и каждый зануда, какой нашелся к востоку от Виндзора, и поскольку тот актер, которого я предполагала интервьюировать, был уже пьян до изумления. А теперь представьте себе вал удивления, прокатившийся по рядам гостей, когда вдруг вошел взлохмаченный блондинистый супермен с квадратной челюстью в оранжевой горнолыжной куртке.

Половина присутствующих — в столбняке. Другая половина изо всех сил тянет шеи ему вслед, будто он принес в кармане свою девочку-ангела. А может быть, так и есть? Может быть, Элла действительно здесь?!

Разумеется, это невозможно. Она никогда никуда с ним не ходит и не ездит. Она вообще никуда не ходит и не ездит. Она с июня не выходила из дома. Все об этом знают. И ничто так не раздражает Директора, как люди, которые при встрече с ним выглядят разочарованными, потому что надеялись увидеть не его, а Эллу.

Ну, я-то не выглядела разочарованной. Одному Богу известно, как я выглядела — возможно, вывесила язык на плечо, а из моего двойного мартини, вскипевшего от восторга, вылетали кубики льда. Ибо Директор Гунтарсон во плоти в десять раз восхитительнее, чем его фотографии — отчасти потому, что он выше, чем можно себе представить, отчасти потому, что он излучает власть. Улыбка, осанка, рукопожатие, шмотки, в которые он одет — во всем этом нет ничего располагающего к нему — ему не надо заставлять людей любить себя. Он привык к обожанию.