Читать книгу "Посох царя Московии - Виталий Гладкий"

Ерзая в большом волнении на ворохе как попало сваленных в углу каморы одежд, служивших ему сиденьем, Ворон недовольно поморщился. Какая-то палка мешала ему, давила на копчик, и он, нашарив ее в полумраке (уже был вечер и забранное решеткой узкое окошко почти под самым потолком едва пропускало серый свет), с раздражением отшвырнул в сторону.

И застыл, оцепенел на какое-то время как истукан — почти бездыханный, будто его поразила молния. Ему показалось, что рука, в которой он держал палку, нагрелась докрасна, как железная подковка в горне кузнеца. Не может быть!!!

Все еще не веря ощущениям, Ворон встал на четвереньки, отыскал палку среди всякой всячины, поднялся на ноги, поднес ее к скудному свету — и почувствовал, как в голову ударила хмельная волна, а сердце застучало с такой силой, словно готовилось проломить ребра и выскочить из груди. Ворон держал в руках… посох Иоанна Васильевича! Тот самый, который он не раз окидывал жадным взглядом! Посох с рогом инрога, со многими драгоценными каменьями.

«Что это, провидение? — тонкой змейкой билась на виске жилка, питающая мысль, до смерти испуганную нежданной удачей. — Очередной зигзаг судьбы-насмешницы? Как бы сей посох не был ее предсмертным подарком… И как теперь мне поступить?»

Каким образом посох мог оказаться в этой каморе? Ворон напряг зрение, осмотрелся. И наконец понял, где его угораздило спрятаться, чтобы не попадаться на глаза думным боярам, слетевшимся в Александровскую слободу, как зеленые мухи на падаль. Это была камора, в которой хранилась мягкая рухлядь[160]. Ее не запирали на замок, потому что она находилась в палатах царевича, которые всегда были под охраной. Только сегодня стрельцы оставили свой пост, уступив его кромешникам. А те, в свою очередь, небезосновательно опасаясь гнева государя, совсем потерявшего рассудок от горя, держались (вместе с рындами) подальше от места, где предавался скорби Иоанн Васильевич.

Ворон все понял. Великий князь хотел спасти сына с помощью инрогового посоха. Утопающий хватается за соломинку… А когда это не удалось, он в ярости выбросил его вон. Это Ивашка Рыков слышал. Иоанн Васильевич то рыдал, то рычал, как тигр, и поносил последними словами купцов-обманщиков, всучивших ему подделку, притом за огромные деньги. Наверное, кто-то из рынд подобрал посох и спрятал в камору, чтобы потом переправить в царскую сокровищницу.

Иван бросил взгляд на окно. Скоро совсем стемнеет… Надо что-то делать…

Решение пришло легко, словно кто-то нашептал на ухо. Будь что будет! Иного выхода нет. Нужно вспомнить давно забытое ремесло. И Ворон начал с лихорадочной быстротой выковыривать из посоха драгоценные камни…

Ночь застала его на пути в Москву. Стража у ворот Александровского кремля выпустила Ворона беспрепятственно. Испуганные стрельцы боялись даже собственной тени, а тут какой-то важный господин на гнедом жеребце утверждает, что послан Иоанном Васильевичем с важным поручением. Никаких бумаг у него нет, но поди знай, что это за птица… Царь мог и устный отдать наказ. А спросить не у кого — отворять ворота или держать взаперти; все начальство куда-то подевалось.

Иван летел в Москву как на крыльях — будто и впрямь превратился в черную птицу, от которой получил свое прозвище. В мешке, притороченном к седлу и прикрытом попоной, лежал рог инрога, выломанный из посоха. Все страхи вдруг исчезли в один миг, и Ивашка Рыков, словно по мановению волшебной палочки, снова стал бесшабашным лесным разбойником…

Утром следующего дня московскую заставу миновали сани старьевщика, нагруженные разной рваниной. Лошадьми управлял кудрявый малый в поношенном армяке, а на задке сидел старый заскорузлый дед, который все время кашлял и плевался. Стрельцы к саням даже не подошли.

— Проезжай… да побыстрей, — буркнул стрелецкий десятник. — Ездют тут всякие… чаво дома не сидится?

Он совсем не удивился, что из Москвы вывозят такое непотребное старье. Стрелец знал, что за поношенную одежду, если ее хорошо починить, в российской глубинке можно было выручить вдвое по сравнению со столицей. Тем более, что старьевщики обычно торговали свой «товар» за натуру; они брали разную живность, чтобы потом продать ее в Москве с большой прибылью, даже сдав оптом.

Ворон с облегчением перевел дух лишь тогда, когда сани свернули на дорогу, ведущую в Боголюбово.

— Домой тебе никак низзя, — сказал Ондрюшка. — Сразу словят… — Иван лишь согласно кивнул. — А близ Боголюбова есть такие места, куды царские стрельцы даже носа не сунут. Знаю я… В лесу есть горушка, а в ней пещеры… когда-то отшельник жил. Скрытное место. О нем мало кто знает. Перебьемся как-нибудь, пока все затихнет, а там видно будет…

Копни стрелецкий десятник барахло на возе, его удивлению не было бы предела. Под тряпьем покоились два сундука с добром. Один из них принадлежал самому Ивашке Рыкову; в нем, кроме большой суммы денег, в основном лежали его рукописи, книги и рог инрога. А второй сундук был собственностью Бомелиуса. Убегая в спешке, он спрятал большие ценности — серебряные чаши, кубки, братины, даренные ему царем и боярами. Ворон нашел этот тайник…

Дорога постепенно втягивалась в лесные заросли. Ворон мрачно улыбнулся — где теперь Кудеяр? Одни болтают, что помер он, даже могила знают, где находится, другие рассказывают, что помиловал его царь и стал служить ему Кудеяр верой и правдой в кромешной сотне…

Исчез Кудеяр. Только слава и осталась, да сказки разные. Будто бы все добро, нажитое в разбоях, попрятал он в разных местах. В Брянских лесах даже называли местность, где скрыты клады, закопанные Кудеяром. Говорят, что над камнями, прикрывающими эти сокровища, вспыхивают огоньки, а два раза в неделю в двенадцать часов слышен жалобный плач ребенка.

«Брехня все это, — скептически думал Иван. — Не так уж и много было этих богатств. Что-то продавалось и проедалось, что-то так раздавали бедноте, а остальное обычно дуванилось[161]между разбойниками. Касаемо доли самого Кудеяра… что ж, возможно он что-то и припрятал. Да вот только кто этим кладом воспользуется…»

Ворон, сидевший на верхушке ели, тяжело взмахнул крыльями и взлетел к серому небу. Низкие тучи уже начали ронять первые снежинки, и вскоре сизая пелена скрыла от его острых глаз и дорогу, и сани, увозившие талантливого астролога-самоучку Ивана Рыкова и бывшего разбойника Ондрюшку в неизвестность.

Глава 18. Горький холм

Тяжелый удар в челюсть швырнул Глеба на землю и грубый голос рявкнул:

— Где карта, козел?!

Тихомиров-младший помотал головой, чтобы собрать в единое целое расплескавшиеся в голове мозги, сплюнул кровь из разбитых губ, и ответил: