Читать книгу "Немец - Юрий Костин"

Ральф слушал шокирующий рассказ, пусть частично, но подтверждающий гипотезу: его дядя нашел свой последний приют за стенами Донского монастыря. Но тут Антон сказал:

— Прямого подтверждения, что твой дядя лежит в этой могиле, нет. Дядя Саша ведь утверждает, что никаких ссылок на военнопленного Ральфа Мюллера в архивах не обнаружено. Быть может, он вообще никогда не бывал в Москве. Честно говоря, не хочется прекращать попытки отыскать его следы.

— А я вот сижу напротив тайника, который, наверное, сделал мой дядя, хожу по этой земле, и мне кажется, что я его уже нашел. Мы ведь в семье помним его, а это главное.

— Другими словами, ты не собираешься больше заниматься поисками?

— Не знаю…

— Эх, жаль, что мы никогда так и не узнаем, куда делось содержимое ящика! А, главное, действительно ли там было что-то еще…

Антон встал, собрал охапку сухих веток, оторвал от ствола поваленной березы внушительный кусок коры, и через минуту весело и уютно заполыхал небольшой костерок.

— Антон,— сказал вдруг Ральф,— из головы не выходит рассказ твоего дяди про несостоявшийся расстрел.

— А я привык, потому с детства эту историю знаю. Но догадываюсь, к чему ты клонишь.

— Но ведь это возможно… Представляешь, если бы тем самым солдатом, пожалевшим твоего дядю, был мой дядя Ральф?! Впрочем, на нашу долю и так чудес предостаточно. Уже то, что из десяти миллионов москвичей я встретил именно того, чьи родственники живут в деревне, где служил мой дядя… Но, все равно, хотелось бы верить… Знаешь, словно там, на небе, все заранее было предопределено. Вот он ведет твоего дядю Колю на расстрел, а на небе уже известно, что их племянники встретятся через полвека…

— Да, согласен, хотелось бы верить, но, по-моему, такое случается только в кино.

— Верно, в жизни так не бывает.

Глава тридцать вторая

Отто и Ральфу повезло — им удалось неплохо устроиться в лагере, куда они попали летом 1943 года. Лагерь на реке Тобол, что в переводе с древнеславянского означает «курган», располагался в 20 километрах от Астрахани. Природное жизнелюбие и оптимизм Ральфа, усилившиеся многократно после столь чудесных спасений, постепенно передались Отто. Друзья держались вместе, с виду охотно выполняли любую работу. Лагерный быт в целом был достаточно сносный и совсем не подтверждал страшные рассказы о нечеловеческих ужасах русского плена, которыми кормили германских солдат перед отправкой на фронт.

Конечно, жизнь в неволе — не сахар, тут есть все: грубость и жестокость охраны, изнурительный труд, однообразная кормешка, холод, отсутствие удобств и главное, тоска по дому вкупе с полнейшей неизвестностью впереди. Но жить, как говорится, можно, особенно, если у тебя голова на плечах и есть жгучее желание когда-нибудь снова увидеть родные края.

К тому же, приятели помнили, что попали на здешние нары не из теплых казарм, а из гостиницы под названием «Стылая траншея». Русский лагерь, в любом случае, был сносной альтернативой смерти вследствие обморожения.

Ральф и Отто так усердно работали на полях местного kolkhoz, что на них обратил внимание некий Эрик Шмидт. Он был тоже из пленных, но отчего-то находился в привилегированном статусе: работал бригадиром (значит, почти совсем был освобожден от физического труда), и не каждый день наведывался в общую столовую. Но он ведь должен был где-то питаться?

На поверку Шмидт оказался самым настоящим идейным немецким коммунистом, которого советские власти решили использовать для «перековки» наиболее «перспективного» контингента.

Осуществляя идеологическую вербовку пленных, Шмидт попутно развивал собственный мелкий «бизнес». Используя более тесные контакты со средним звеном лагерного начальства и коррумпированность разлагающейся вдали от фронта охраны, Шмидт производил обмен имущества военнопленных на продукты, спиртное и теплую одежду.

Отто и Ральф начали посещать «политзанятия» Шмидта, а точнее, специальные курсы, где простым немцам преподавали основы философии, созданной их соотечественниками господами Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом.

Но не следует думать, что приятели решили всерьез увлечься коммунистической идеологией. Причина, по которой они охотно приняли предложение Шмидта, была проста и понятна всем. Распорядок дня в лагере был такой: выходили на работу в шесть утра, в одиннадцать часов обедали, возобновляя работу только к вечеру, потому что трудиться в поле под палящим солнцем было невозможно — люди падали замертво и толку от них для «народного хозяйства» советской страны уже не было. Занимавшимся на курсах Шмидта разрешалось покидать работу и идти в учебный класс на полтора часа раньше других. Там им не только зачитывали свежий номер газеты «Правда», но, бывало, чаем угощали, а иногда и суррогатом какао. Правда, приходилось слушать ежедневные политинформации, в то время, как их товарищи наслаждались послеобеденным отдыхом. Но, очевидно, шансов сохранить здоровье, не надорваться на полевых работах у новоявленных «марксистов» было существенно больше.

Сохранить здоровье, жизнь, вернуться домой… Ради этого Отто и Ральф договорились жертвовать всем. Конечно, они никогда бы не опустились до подлого предательства в отношении других несчастных пленников. При этом, изучение теории Маркса и «Краткого курса истории ВКП (б)» под редакцией Сталина они не считали изменой.

Ральф сказал себе: буду считать это продолжением своего образования. Надо же понять, отчего большевики столь фанатичны. Не только ведь от страха перед усатым монстром!? Собственные идеологические установки не мешали воспринимать чужую теорию. Ведь ни Ральф, ни Отто не были нацистами.

В свое время они, как и миллионы их сограждан, восхищались Адольфом Гитлером и его пламенными речами, построенными на повторении близких всем немцам истинах. Ральфу было отрадно сознавать себя частью величайшего народа на свете, сумевшего самостоятельно встать с колен, заставить весь мир считаться с мнением Германии и даже бояться ее.

Любой немец, независимо от того, насколько развит в нем ген национализма, должен был приветствовать рост авторитета своей страны на мировой арене. Пропаганда делала свое дело. До сих пор ни в одной стране мира кинохроникеры не играли столь существенной роли, как при фюрере. Они создавали и режиссировали параллельный настоящему мир иллюзий, в который с головой ушли миллионы людей, дав возможность НСДАП в комфортных условиях делать свое дело по другую сторону экрана.

Но кто задумывался тогда об этом? Юный житель провинциального Ландсхута Мюллер? Черта с два! Он раз десять посмотрел фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли», и, если бы не влияние семьи, обязательно записался бы в штурмовики.

Повзрослев, побывав в боях, обдумав многое за месяцы плена, прочитав с десяток книг, Ральф Мюллер изменился настолько, что порой переставал узнавать себя настоящего в себе бывшем. Взглянув на жизнь шире, чем это дано не испытавшим боль и лишения, Ральф стал видеть мир с житейской позиции, постепенно осознавая, что марксизм, национал-социализм, антисемитизм или сионизм — лишь способы достижения конкретных целей, в основе которых лежит борьба за собственность. Для ефрейтора вермахта это было настоящим озарением. Но книги из лагерной библиотеки — одно дело, а вот жизненные обстоятельства, люди, с которыми столкнулся Ральф — совсем другое.