Читать книгу "Красный терминатор. Дорога как судьба - Александр Логачев"

Бандиты, которым не раз приходилось уматывать с места преступления, все поняли сразу. Никто не удивился, когда неизвестный жиган уронил в кузов саквояж. Лишь только сумка упала в кучу чемоданов, Назаров опять перегнулся через подоконник и крикнул бандитам:

— Эй, взгляните, не разбилось?

Недоумевая и ругаясь, оба сообщника Князя склонились над саквояжем. Одному из них на голову тотчас же обрушился другой саквояж, более внушительных размеров. Раздался неприятный хруст, и бандит уткнулся лицом в драгоценный багаж.

— Ты что делаешь, гад такой? — заорал его напарник, нагибаясь над недвижным телом.

Это была несомненная ошибка. В тот же миг столь же тяжелый чемодан столь же метко обрушился и ему на голову.

Федор вскочил на подоконник, примерился. Последний раз ему доводилось поступать схожим образом три года назад, когда пришлось прикрываться телом фельдфебеля Оглобина от пуль германского пулемета. Конечно, фельдфебеля в роте никто не любил, включая Назарова, но все-таки было противно. Как и сейчас.

— Дима, давай следом! — И Назаров прыгнул.

Ему были нужны целые ноги — поэтому Федор исхитрился прыгнуть в кузов так, что обе его ступни опустились на тело бандита.

При этом он больно ударился левой рукой об угол им же сброшенного чемодана. Ничего, вроде цела.

Бандит, послуживший смягчающим фактором, естественно, не подавал признаков жизни. Его напарник пытался подняться, опираясь на борт обеими руками. Назаров без особых усилий выкинул его во двор. Туда же последовало и тело второго бандита.

«Только бы шофер мотор не выключил», — подумал Назаров, выскакивая из кузова.

Он рывком отворил кабину. Ему в лицо смотрело дуло нагана.

— Назад! — прошепелявил шофер — хилый малый, испуганно наблюдавший за баталией, развернувшейся вокруг его машины.

Конечно, надо было бы поговорить с ним. Объяснить парню, что к чему, получить еще одного друга, обладающего такой ценной профессией. Но — некогда, совсем некогда. И Назаров выволок шофера из кабины да двинул ему по балде рукоятью маузера. Перед тем как забраться на водительское место, Федор тремя выстрелами спустил шины у стоявшей рядом легковушки. Поставив ногу на газ, Федор высунулся наружу и крикнул:

— Прыгай, Сосницкий, чего ждешь! Машина наша!

В ту же секунду кабинет погрузился в темноту.

«Зачем он это сделал?» — только успел подумать Назаров, как со второго этажа донеслись два выстрела. Потом еще один. И вдруг коротко, сдавленно крикнул Сосницкий:

— Уходи, Назаров. Взяли!

Вслед за этим через подоконник перегнулись две фигуры с пистолетами. Что-то грохнуло над головой Назарова, потом еще одна пуля ударилась о крышу кабины.

* * *

«Сам погибай, а товарища — выручай. Подумай, дурья голова, если ты погибнешь, кто товарища-то выручать будет?» Так говорил капитан Терентьев, человек не только рассудительный, но и отважный, однажды, на глазах Назарова, получивший три пули, когда как раз выручал товарищей.

От того, чтобы, услышав последний крик Сосницкого, выскочить из кабины и рвануться на выручку, Назарова удержала не только мудрость фронтового командира — такие вещи он и сам представлял. В маузере остался один патрон, запасных обойм с собой не оказалось. Конечно, где-то возле кабины валялся выбитый у шофера наган. Но пока его найдешь… А главное, бандиты, засевшие на втором этаже, не дадут ему сделать по двору и трех шагов. В кабине тоже не отсидеться — пули прошивают крышу, как шмели паутину.

Назаров гнал «форд» по ночной Москве, а на душе у него скребли кошки: судя по последним словам Сосницкого, бандитам он достался в руки живым. Думать об этом не хотелось.

Но приходилось. Назаров понимал — если урла Князя не прикончила его товарища сразу же, то Сосницкий еще жив. Хотя бы потому, что он единственная ниточка, которая может привести бандитов к грузовику с драгоценностями. Такой куш Князь вряд ли бросит на произвол судьбы.

Вроде бы сейчас было надо колесить по Москве, пока не встретится на пути патруль. Сразу же обратиться к старшему, сдать золото под расписку и с подмогой мчаться в особняк — выручать товарища.

Однако у Назарова давным-давно сложилась полезная привычка: глядеть на себя со стороны. Вот и сейчас он сделал то же самое и представил себе, как к командиру патруля подъезжает простреленный грузовик, в кузове которого полно мешков с золотом, а в кабине сидит человек без документов. И просит всем немедленно мчаться выручать его друга в особняк какого-то купца. Кстати, на какой улице расположен этот занятный домишко, он понятия не имеет.

Может, имя Чуланина и подействует на командира патруля. А может, нет. Тогда Назаров окажется на Лубянке. Там запросят Пензу, от товарища Судрабса телеграммой прилетит подробное объяснение, кто такой Назаров, и… Трудно сказать, кому тогда хуже придется — Назарову или Сосницкому.

Немного подумав, Федор пришел к неприятному, но окончательному выводу: во всей Москве есть только один человек, которому можно все объяснить. Это — товарищ Чуланин.

И есть еще Курский вокзал, куда они должны были заманить Князя и где того должен поджидать взвод чуланинских стрелков. Приказа по Курскому вокзалу никто не отменял — значит, Сосницкий, если останется в живых, станет играть Курский вариант. А при каждом вокзале должен быть работающий телефон…

* * *

Сосницкий приходил в себя долго и мучительно. Он не мог понять, что же ему льют на лицо. Наконец понял — льют квас. И сразу же понял все остальное. Кроме, пожалуй, одного: сколько он пролежал на полу, возле окна, полупридушенный и оглушенный пинками в голову.

А пролежал он четверть часа. За это время в особняке Мяснова произошло несколько событий. Камердинер Павел, которому падающий Сосницкий успел прострелить бедро, уполз в свою комнату. Дылда, по распоряжению Князя, уже успел выбить три зуба Волдырю, так как тот поленился сообщить о странном экипаже, въехавшем на задний двор три часа назад. Еще Волдырь получил по морде за то, что, раззявя пасть, наблюдал, как грузовик на полной скорости вылетел из ворот особняка, и даже не попытался прострелить ему шины.

Пока Дылда учил тупую сявку, Князь обсуждал последние неприятные новости с Кистенем.

— Сколько пацанов эти суки положили?

— Николу-Туляка, Дворника, Сопляка, двоих из банды Брички. Еще Ушак во дворе валяется, дюже пришибленный.

— Потом к нему пойдешь и скажешь: или вставай, или тебя Дылда долечит.

Отдав этот приказ, Князь допил бокал, помянув разом всех ребят. Кистень стоял рядом, понимая — разговор не окончен. Он не ошибся.

— Ты как смекаешь, это была Чека?

Петька-Кистень задумался. Конечно, что бы он ни сказал, атаман все решит по-своему. Но если выйдет не так, как хотелось бы, Князь ему припомнит дурной совет. А ответить придется. Не ответить на вопрос атамана — еще хуже.