Читать книгу "Новая журналистика и Антология новой журналистики - Том Вулф"

«Мерфинисты» в это время суток толкутся возле танцзалов и дискотек, присматриваясь к захмелевшим посетителям. Тем же занимаются и уличные грабители. За стеклами витрин сидят цыганки-гадалки, время от времени подходя к дверям, чтобы пригласить выбранного опытным глазом прохожего проникнуть в захватывающие тайны задней комнаты. Рискнувшего войти оставят без бумажника: пальцы у цыганок настолько ловкие, что могут вытащить двадцатки из сердцевины свертка долларов, не потревожив наружные однодолларовые бумажки.

Вдоль Бродвея, между 43-й и 45-й улицами, продажных мужчин больше, чем продажных женщин на гамбургской Репербан: здесь количество предлагающих свои услуги нежноликих юнцов и жестких добрых молодцев в широких поясах и черных сапогах значительно превышает спрос. По затененной 43-й улице, между Бродвеем и Восьмой авеню, эмоционально переругиваясь, прогуливаются педерасты-эксгибиционисты. Дегенераты всех мастей вливаются в двери киношек, демонстрирующих шедевры под названиями: «Оргия в квартире Лил», «Потаскушки», «Изнасилование». И повсюду бродят наркоманы и мелкие уличные наркоторговцы.

Участок Джорджа Баррета невелик: 384 акра, 15,8 миль улиц — из конца в конец можно пройти за 20 минут. Но на этом участке, в его 70 квадратных кварталах, сосредоточены Рокфеллеровский центр, «Радио-сити», театральный район, «Бриллиантовый центр»[137]и Таймс-сквер. Каждый месяц здесь регистрируются 15 ограблений, 20 бандитских нападений, 20 взломов, 320 краж, два изнасилования, а уж актов вымогательства, проституции, извращений — просто не сосчитать. Каждый день сюда вливается миллионный людской поток. Многие вечером, после закрытия офисов, магазинов, театров, покидают эти улицы, но немало народу остается и на денек-другой в гостиницах: цены здесь колеблются от 3 долларов за комнатушку в «крысиных» номерах до 92 долларов за люкс в «Асторе».

Всматриваясь в хаос своего участка, Баррет объясняет:

— Здесь мешкать не приходится. Быстро не сообразишь — всё, поезд ушел. Если у тебя реакция как у старой бабки, то и засядешь на тихом предпенсионном бабулином участке где-нибудь в Квинзе. В детективы рвутся двадцать с лишним тысяч парней в форме. Для них «детектив» — звучит гордо. Им кажется, что работенка хоть куда. А уж «бродвейский детектив» — вообще предел мечтаний.

Баррет входит в состав команды из четырех детективов. Они попарно меняются, и сегодня двое его коллег остались в отделении, отвечая на звонки, регистрируя жалобы, выстукивая на пишущих машинках. Баррет, который печатает неплохо, но предпочитает улицу, вместе с напарником совершает патрулирование. Баррет говорит, что настроен по-боевому, но сегодня надо семь раз отмерить, прежде чем кого-то задержать, потому что завтра начинаются выходные. Сцапаешь кого-нибудь — и сиди завтра в суде в свое личное время. И помимо суда есть способы воздействия.

Баррет с напарником прошли меньше квартала и задержались возле парковки. Оба продолжают непринужденно обсуждать игру нью-йоркских «Гигантов», одновременно следя за высоким тощим субъектом, шныряющим по площадке между автомобилями. Вот он рванулся к пустой будке-сторожке, но заметил, что охранник засек его, и сменил курс. Резво проскочил мимо детективов, и они возобновили прогулку. Шагает быстро, пригибаясь к припаркованным автомобилям. На углу Бродвея и 47-й, заглянув в очередное окно, подозрительный тип распахнул дверцу и выхватил изнутри какой-то предмет. Фотокамера-игрушка. Он потряс добычей возле уха, прислушиваясь, и запустил камеру в мусорный контейнер.

— Статья. Воровство, не важно, сколько стоит украденное, — поясняет Баррет. — Посмотрим, что он еще выкинет.

Субъект оглядывается, ныряет в аптеку, потом в соседнюю дверь и появляется на тротуаре со связкой галстуков. Баррет хватает его без единого слова.

— Эй, парень, в чем дело? — отбивается злоумышленник. — Я за них заплачу, я как раз собираюсь платить.

Детективы заходят с добычей в магазин. Управляющий подтверждает факт кражи и заявляет, что, конечно же, обратится в суд. Вор поднимает шум, апеллируя к жалости покупателей:

— Я заплачу за них, ребята! Дайте мне только сходить домой за деньгами, и я заплачу, клянусь! Неужели вы думаете, что я вру?

— Ну что ты, нет, конечно, — успокаивает его Баррет. — А за игрушку тоже заплатишь?

— За какую игрушку?

— Которую из машины украл.

— Из какой машины?

Баррет с напарником ведут воришку в участок, поднимаются по древней винтовой лестнице. Пятиэтажное кирпичное здание, стоящее здесь еще со времен Гражданской войны, многие часто проклинают, но снова и снова посещают. С исцарапанных стен клочьями слезает многослойный пирог краски, толстые доски пола старчески кряхтят при каждом шаге. Проходим мимо жесткой деревянной скамьи для посетителей, через железный турникет со сломанной защелкой. Баррет усаживает задержанного и сам садится на деревянный стул со сломанной и подвязанной бечевкой ножкой. Пять столов, древних и исцарапанных, под ножку одного из них подсунута многократно сложенная бумажка. Мусор из переполненных урн вываливается на табачного цвета пол, на котором валяются обрывки каких-то заполненных формуляров, окурки, резиновые колечки и булавки, выполняющие здесь роль скрепок. Свет дают четыре потолочных светильника, три из них со стеклянными шарами, в четвертом стекло заменяет согнутый лист картона. На зеленых стенах — фотоснимки объявленных в розыск уголовников и меньшего размера снимки сбежавших из дому подростков, привлеченных сиянием Таймс-сквер. Некоторые из них вернутся домой, другие опустятся на дно, став проститутками и наркоманами.

В углу комнаты — проволочная клетка размером с одежный шкаф. В ней четверо: три наркомана, взламывавших машины, и дамский персонаж, демонстрирующий свое возмущение неподходящим обществом. Слепой парень сидит у стола и объясняет детективу, как кто-то на Пятой авеню выхватил у него из кармана бумажник и убежал. У другого стола некий мужчина, его жена и ее сестра объясняют другому детективу обстоятельства взлома, все трое говорят и жестикулируют одновременно.

Еще один детектив допрашивает двадцатипятилетнего молодого человека, который напал на прохожего с ножом на 48-й улице.

— Звать как?

— Кого, меня? — придуривается допрашиваемый.

— Да, вас. Имя, фамилия?

— Мое имя?

— Да, ваше имя.

— Меня зовут Сони.

— Фамилия?

— Что — фамилия?

— Ваша фамилия?

— Моя фамилия?

— Да, ваша. Имя и фамилия, полностью?

— Сони Дэвис.

— Где живете?

— Кто? Я, что ли?

Баррету это не нравится, но он не вмешивается. Баррет мастер допроса и знает, что от задержанного ничего не добьешься, если не устранишь барьер между его миром и своим. Ты опрятно одет, спокоен, имеешь образование, за тобой мощь аппарата, словом, ты — коп. Он ободранный, нервный, вызывающе настроенный, в общем — он задержанный. И между вами не будет контакта, пока пропасть что-нибудь не перекроет: слово, доброе или грубое, сигарета, удар по физиономии — в зависимости от обстоятельств.