Читать книгу "Роман на Рождество - Элоиза Джеймс"

– К сожалению, победы у меня случаются редко, но тем они желанней. Итак, вы выиграли партию у своего супруга, а партию с Вильерсом закончили?

– Увы, – нахмурилась Джемма.

– Так вы не выиграли?

– Он жертвовал и жертвовал фигуры, отдал чуть ли не все. Блестящий, жесткий и хитроумный игрок.

– Значит, оба матча продолжатся, и будут сыграны третьи партии, они же финальные, – констатировала миссис Паттон. – Очень увлекательно!

– А финальные партии мы сыграем с закрытыми глазами, – уточнила Джемма.

– И как я слышала, в… – замялась деликатная миссис Паттон.

– В кровати, – закончила за нее Джемма.

– И вы окажетесь в кровати с Вильерсом! – с мечтательным видом произнесла миссис Паттон. – В Англии нет ни одной замужней шахматистки, которая бы за такую возможность не пожертвовала бы ферзя.

– Вильерс отказывается возобновлять матч до полного выздоровления, то есть до истечения шести месяцев.

Миссис Паттон рассмеялась:

– А со своим супругом вы сразу разыграете партию?

– Не знаю, – покачала головой герцогиня, поправляя непослушный локон. – Я выиграла у него некоторое время назад, и у нас пока не было времени обсудить эту тему. Обсудим в ближайшем будущем…

Эпилог

Детская комната в загородном доме герцога Флетчера

25 декабря, семь лет спустя

– «Как в нашу бухту на Рождество три корабля с парусами пришло. На Рождество, на Рождество», – фальшиво и с большим усердием, свойственным всем лишенным музыкального слуха, но жизнерадостным детям, напевала маленькая девочка.

– Три корабля, три корабля приплыли к нам издалека, – присоединился к ее тоненькому голоску сильный, звучный баритон отца.

А потом раздался возмущенный детский визг – это отец подхватил юную певицу и посадил ее себе на плечи. Да и кто бы на ее месте не завопил что есть мочи от подобной бесцеремонности?

– Хватит, папа! – воскликнула крошка Клементина, цепляясь ручонками за волосы герцога Флетчера. – Ты больше не должен так делать. Grandmere[27]сказала, что я – юная леди и мне неприлично кричать. Из-за тебя я нарушила приличия!

Отец послушно снял малышку с плеч, отчего комната огласилась вскриком даже громче прежнего, который привлек внимание еще одного существа, находившегося в комнате.

Герцог даже не успел сообразить, что происходит, как две пухлых ручонки обхватили его щиколотки и острые зубки сомкнулись на его облаченной в шелковый чулок ноге.

– Отпусти Клемми! – потребовал тонкий голосок, чуть приглушенный набившимся в рот шелком. – Ты, папа, плохой! Отпусти Клемми!

– Только не порви чулок, Александр, – попросил Флетч, ставя Клементину на пол так поспешно, что ее кудряшки разлетелись по плечам, как пучок рылец на кукурузном початке. – Ну все, конец чулкам, – простонал герцог, отцепляя сынишку от ноги. – Что скажет наш бедный Мортон?!

Но куда там! Александр, конечно, и не думал о камердинере, раз ему представилась возможность вдоволь повозиться с отцом и даже его поругать:

– Папа плохой, Клемми кричит. Александр хочет наверх, как Клемми!

Флетч посадил сынишку на плечи. Дочка дернула его за руку:

– Давай играть, папочка! Представим себе, что видим три корабля, как в песенке!

Пританцовывая, она направилась к окну, таща за руку отца и напевая:

– «Как в нашу бухту на Рождество три корабля с парусами пришло…»

Флетч молча стоял у окна, наслаждаясь теплом, которое исходило от пухлых коленок сына и ладошки Клементины. Девочка пела и раскачивалась, вглядываясь в раскинувшуюся перед герцогским дворцом заснеженную лужайку – похоже, она и впрямь видела там три парусника.

Вдруг, подчиняясь какому-то шестому чувству, Флетч повернулся к двери – необъяснимым образом он всегда знал, когда в комнату входила жена. Дочурка, страшно фальшивя, продолжала петь свою колядку, и Флетч не прерывал ее, только улыбнулся. Александр же принялся подскакивать на плечах отца, как будто хотел то ли взлететь, то ли броситься в материнские объятия.

Лицо Поппи осветилось ответной улыбкой, столь прекрасной, что Флетч, обнявший жену свободной рукой, почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Александр обхватил ручонкой голову матери, и они стали смотреть в окно, слушая нежный голосок Клементины.

– «На Рождество, на Рождество», – наконец допела она.

Поппи хотела отодвинуться, но Флетч легко, одной рукой, поставил сына на пол и заключил в объятия жену.

– Добрый день, родная! – сказал он, любуясь ею, потому что за прошедшие годы Поппи ничуть не изменилась и была столь же очаровательна, как одиннадцать лет назад во время своей первой встречи с герцогом в Париже, и столь же желанна, как семь лет назад, когда они любили друг друга под пихтой в парке Бомонов.

Увидев, что родители заняты друг другом, дети потеряли к ним интерес: Александр заковылял прочь, а Клементина взяла свою любимую куклу и принялась уже ей напевать все ту же рождественскую песенку про три корабля.

– Вот и опять пришло Рождество, – проговорил герцог, нежно целуя жену в губы. Ах, какой дивный был у них вкус, как чудесно пахло ее тело, как пьянила Флетча мысль, что эта великолепная женщина – его жена! Неудивительно, что за первым поцелуем последовал второй.

– Помнишь, как в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре я впервые поцеловал тебя так? – спросил Флетч и проиллюстрировал свой вопрос по-хозяйски глубоким поцелуем.

– Осторожнее, – немного задыхаясь, посоветовала Поппи. – Иначе, как в тот раз, можешь получить по лицу муфтой.

Рука Флетча скользнула по спине жены, потом ниже.

– Мне нравится нынешняя мода, – сказал он, жмурясь от удовольствия. – Не хочу больше видеть эти мерзкие кринолины.

– Я так люблю Рождество! – заметила Поппи, поправляя мужу упавший на глаза локон. – Это мой самый любимый день в году.

– Ну конечно, ведь в этот день подают твоего любимого пряничного человечка!

– А ты знаешь, что наш повар приготовил к праздничному столу на этот раз? – спросила герцогиня, широко открыв невинные глаза.

– Нет. Что же?

– Пряничных красоток – украшенных золотом и вполне съедобных.

– Ты намекаешь, что сейчас моя очередь? – ухмыльнулся Флетч.

Поппи прижалась к нему, поцеловала, и поцелуй неожиданно показался Флетчу более сладостным и волнующим, чем обычно, как, впрочем, и полагалось на Рождество…

Внезапно Поппи настороженно прислушалась и спросила: