Читать книгу "Ближний круг - Евгений Красницкий"

– Это небольшая деревенька. Смотри: если просто точка, то это небольшое селище, если кружочек – селище побольше, если кружок и внутри его точка – еще больше, а если кружок внутри полосками заштрихован – самое большое из тех, что тут есть.

«Вообще-то ТАМ маленьким кружком с точкой принято обозначать населенные пункты с численностью от десяти до пятидесяти тысяч жителей. Но ЗДЕСЬ совсем другие масштабы – пятьдесят тысяч жителей может не быть даже в Киеве. Сан Саныч наверняка сделал на это поправку. Только вот какую?»

– Понятно, а далеко отсюда и вот досюда? – Алексей, кажется, решил всерьез заняться изучением географии.

– Сейчас, погоди, покажу, как расстояния измерять.

Мишка выломал из стоящего в углу веника раздвоенную веточку, приложил к масштабной линейке и обрезал концы рогульки так, чтобы расстояние между ними было чуть больше полутора километров. Получился примитивный циркуль.

– Вот это – верста. – Мишка пошагал «циркулем» по карте от хутора до моста и сообщил результат: – Четыре с половиной версты.

– Понятно. – Алексей забрал у Мишки «циркуль» и увлеченно начал что-то измерять на карте, потом досадливо поморщился и крикнул в сторону дверей: – Эй! Кто-нибудь! Еще свету принесите!

Через краткое время в горницу вошла женщина, глянула на Алексея с выражением подлинного ужаса на лице, бочком прошла к столу, сунула на него светец с лучиной, подставила широкую миску с водой для падающих угольков и торопливо выскочила в сени.

«М-да, внушил дядя Леша трепет в сердца хуторян. Поразительный он все-таки мужик. Иногда бандит бандитом, жестокий до садизма, иногда очень здравомыслящий, «на грани мудрости» наблюдатель, умеющий извлечь полезный урок из любого обстоятельства и преподать этот урок другим, иногда сентиментальный, чуть ли не до сюсюканья. И воин умелый, и человек бывалый, и… матери нравится. Столько всего намешано, прямо по Пушкину – «Ужасный век, ужасные сердца!». Только по-настоящему ужасным будет не нынешний век, а следующий – тринадцатый. Ладно, не отвлекаемся, что там у нас еще имеется?»

Следующий пергаментный свиток оказался совсем маленьким, но Мишка даже не стал его разворачивать, потому что внутри его обнаружились свернутые в трубочку листы бумаги! Желто-серая, толстая, шершавая – нижайшего качества, но БУМАГА! Мишка вспотевшими вдруг руками развернул листы. Чистые – неисписанные, пять штук, формат чуть побольше, чем А4, видно, что отрезаны от листа гораздо большего размера. Мишка так долго перебирал пальцами эти пять листов, что даже Алексей оторвался от карты и уставился вопросительным взглядом. Пришлось отложить пустые листы и развернуть маленький пергамент.

Еще один сюрприз! Даже не глянув на короткий текст, не поняв ни содержания, ни назначения документа, Мишка впился глазами в печать. Она была не восковой и не из какого-то другого материала, используемого для таких целей, не подвешенной к пергаменту на шнурке или ленточке, а оттиснутой прямо на листе – чернильной! Этот бюрократический фетиш произвел на Мишку даже большее впечатление, чем бумага.

В центре печати был изображен Журавль, держащий в клюве извивающуюся змею. Впрочем, качество изображения было такое, что птица запросто могла оказаться и цаплей, и аистом, и даже страусом, но, судя по прозвищу боярина, это все-таки был журавль. По краю печати имелась надпись, но в колеблющемся свете двух лучин разобрать ее было совершенно невозможно. Текст же на пергаменте был краток и категоричен: «Как будто я сам приказываю».

– Мандат, – произнес Мишка вслух.

– Что? – не понял Алексей.

– Здесь написано: «Как будто я сам приказываю», – объяснил Мишка. – Но не сказано, кому эта грамота дана, любой ею пользоваться может. И обрати внимание: пергамент не новый, скорее всего, достался в наследство от Ионы, а тому от предыдущего смотрящего.

– Это что же, я с этой грамотой могу явиться куда угодно и приказывать?

– Туда, где нового смотрящего еще не видели, – да. В острог за мостом, например, не сможешь – новый смотрящий туда уже заезжал.

– А сюда? – Алексей ткнул пальцем в карту. – Как думаешь?

– Если он ехал из Крупницы, то вряд ли – село далеко в стороне стоит.

– Ага! А пути до него от острога – всего лишь день, я подсчитал.

– Ты что, хочешь целое село отсюда увести? Так бесполезно же! Поля не сжаты, огороды не убраны, чем холопов до нови кормить будешь?

– Не я их кормить буду, а ратнинская сотня. Просто так они сюда не пойдут, а за хорошей добычей – с радостью. Обзавидовались же куньевской удаче! Короче, Михайла, давай Корнею грамотку писать. Утром вместе с ранеными и отправим. Через болото идти – полдня, потом, даже если взять двух сменных коней, в дороге все равно один раз заночевать придется. Так что грамотку Корней получит только послезавтра. Поднять в седло желающих сходить за добычей да дойти сюда – дня два-три. Вместе, считай, дней пять. Давай-ка бери писарскую снасть и пиши: «От Алексея Корнею…»

Мишка развернул один лист бумаги, придавил его края, чтобы не скручивался, шкатулкой и латной рукавицей, откупорил чернильницу. Сам удивляясь тому, как ожили рефлексы более чем сорокалетней давности, обмакнул перо в чернила и скребанул кончиком пера по краю чернильницы, чтобы согнать излишки чернил и не уронить на бумагу кляксу. Вспоминая ненавидимые в первых классах школы уроки чистописания, вывел: «От Алексея Корнею…»

Казалось бы, что такое несколько рядов черточек и закорючек, расположенных на желтовато-сером листе? Ну обозначают они буквы славянского алфавита, придуманного много лет назад монахами Кириллом и Мефодием, ну складываются они для знающего грамоту в слова и предложения… Но вот окажется этот листок в руках сотника, и примут на свои спины строевые кони привычную тяжесть всадников и ратного железа, и останутся стоять у ворот женщины, провожая взглядами отцов, мужей, братьев, осеняя их, уходящих, крестным знамением или шевеля губами в наговоре, отводящем беду от защитника и кормильца, от сыночка-кровиночки, от лады ненаглядного. А потом где-то там, куда унесли ратнинских мужей боевые кони, вырвутся из ножен клинки, изогнут тугие плечи луки, и уставятся смертельными жалами копья в других кормильцев, кровиночек и ненаглядных.