Читать книгу "Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры - Юрий Васильевич Щадин"

помогло выжить артистам, не закрыть театр… Я убеждён, что так вот та горбушка мне вернулась от Бога…»

Но это, повторяю, я прочитал уже взрослым. А тогда воевавшие с немцами фронтовики жили рядом с нами, и многие из наших отцов были фронтовиками. И наши матери в полной мере перенесли это лихолетье. Но не могу вспомнить среди них озлобления к немецкому народу. Пережившие войну, как говорится, на собственной шкуре, понимали, что немцам война принесла не меньшие беды и тяготы. И проводимая советским правительством политика исключала возникновение тотальной ненависти. «Красной Армии приходится уничтожать немецко-фашистских оккупантов, поскольку они хотят поработить нашу Родину или, когда они, будучи окружены нашими войсками, отказываются бросить оружие и сдаться в плен. Красная Армия уничтожает их не ввиду их немецкого происхождения, а ввиду того, что они хотят поработить нашу Родину. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством» – этот Приказ народного комиссара обороны СССР И. Сталина от 23 февраля 1942 года за №55 был не только доведен до всех военнослужащих, но и опубликован в газете «Правда». Об этом приказе я, конечно, не имел понятия, и поэтому у меня вызывало недоумение порой открытое сочувствие отца немецкому солдату. «Немцу, конечно, тяжелее приходилось. С одежонкой у них было швах. Не рассчитывал Гитлер зимой воевать. В их шинелишках зимой не повоюешь. Вот они и утеплялись, чем могли. Платки пуховые особо ценились. А на сапоги лапти плели, соломой их набивали. Прока с этих лаптей мало». Отец, как и большинство фронтовиков, относился к умеющему воевать немцу уважительно. С нескрываемой ненавистью, когда речь заходила о зверствах на оккупированных территориях, но к солдату-фронтовику – уважительно. Понятие «фашист» к немецкому народу не приравнивалось.

ЛИРИКА

Как же быстро годы идут.

И ничего не вернуть, никого не догнать…

А годы слагаются из минут,

Которым привыкли мы счета не знать.

Как беспечны мы и грубы,

Бездарно тратим время наше.

На состраданье и жалость мы скупы,

О том, что теряем, не думаем даже.

И везучим считается тот,

Кто таскает каштаны чужими руками.

Но не угадать судьбы поворот,

За которым в душу плюют и топчут ногами.

В жизни всему свой черед,

И мудры мы станем однажды.

Но время то поздно придет,

А пока себя мудрым считает каждый…

Всю прелесть женских глаз едва ли

Удастся описать. Поэты всех веков

Их с восхищеньем воспевали

И на Олимпе у богов, обычай был таков.

И как же счастьем светятся,

Как преображают женщину они

Когда с любовью встретятся

Или наполнятся мечтою о любви.

Светлые и карие, зовущие и властные,

От предвкушенья счастия хмельны,

Без лести к ним – прекрасные,

Пока надеждою и верою сильны.

И если гаснут преждевременно —

В том потусторонней нет вины.

Виной тому – пусть не намеренно,

Мы – те, к кому они обращены.

Так не позволим разувериться

В мужской любви.

И если женщина в тебя поверила —

Надежд её не подводи.

Попробуйте – и убедитесь сами,

Что не страшны и дни ненастные,

Пока сияют рядом с нами

Женские глаза прекрасные.

Если б знать наперед,

Где встать, где упасть —

Мы б не знали забот.

И жили бы всласть.

Мы б ошибок не делали —

Не пришлось бы страдать.

Мы бы боли не ведали —

Вот не жизнь – благодать.

Но не дорого ценится,

Что дается легко,

И доступная женщина

Не увлечет глубоко.

Такой жизнью доволен,

Верно, будет лишь тот,

Кто, как тряпка безволен,

По теченью плывет.

Кто стремился к покою,

Тот счастья не знал.

Не встречался он с болью,

И ничего не терял.

Все познается в сравненье,

Через страданье счастье – не блажь.

Безмятежное жизни теченье —

Заманчивый лишь мираж.

Жизнь сурова подчас,

Так было и будет.

И не беда, что нас,

Порою как щепку крутит.

Заслужит лишь тот

Тревожного счастья,

Кто упрямо пройдет

Через боль и ненастье.

Кто не будет ныть,

В манишку плакаться.

Тот, кто будет любить,

От беды не шарахаться.

А чьему не дано

Сердцу болью облиться,

То ему и не суждено

Счастливо биться.

Добрым быть, без зависти

Не клянись.

Но на безмолвный зов о помощи

Отзовись.

С жизнью торг не веди

Не рядись.

И на зло, что уже позади

Не злобись.

В жизни многим достигнутым

Не гордись.

Лучше предков памяти – ты обязан им

Поклонись.

Не унывай, что жизнь закончится,

Не суетись.

Утром дню, что начинается,

Улыбнись.

С годами мы становимся мудрее,

И жизнь ценить мы начинаем там,

Где видели пустую трату время, —

Со временем поймешь ты это сам.

Улыбка, взгляд и солнца луч,

Опавшая листва и дождь осенний,

И проблеск неба среди туч —

Ты вспомнишь это в день последний.

Пред страхом вечной темноты

За жизнь цепляемся,

И хоть на день болезни тяготы

Продлить пытаемся.

Как жаль становится впустую.

Растраченного время. Каждый миг бесценен!

Как поздно эту истину простую

Мы понимаем и – совсем не ценим.

К 50-тию окончания школы

С теченьем жизни юбилеи

Все больше грустная пора.

Мы все нагляднее стареем

И уж не те, что были лишь вчера.

Мы уже прошагали путь в полвека длиною,

И, конечно, каждый шел своею тропою.

И как же она была узка и петляла порою,

И, как ни старались, не была идеальной прямою.

Уже ощущаем возраста бремя,

Время бесстрастно ведет счет.

А школьное детство, школьное время,

По-прежнему в памяти нашей живет.

А мы стремились повзрослеть,

Выглядеть постарше.

И старались всюду мы поспеть,

Все испробовать пораньше.

«Как молоды мы были,

Как верили в себя».

И немало мы чудили

И ненавидя, и любя.

Как листья осенью, летели

Листки календаря,

И незаметно поседели

Виски и у меня, и у тебя.

И вот уже на смену буйству

Пришла степенности пора.

И смотрим мы с заметной грустью,

Как в школу мчится детвора.