Читать книгу "Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов"

быть только университетский диплом. И между тем, ни наблюдение окружающей нас действительности, указывающей нам сотни тысяч людей с средним образованием, не находящих себе куска хлеба в силу конкуренции с представителями высшего образования, и столько же сотен тысяч последних, делающих то, что с не меньшим успехом могли бы делать только грамотные люди, ни экономическое бессилие государства, вынужденного в области техники оплачивать дорогою ценою услуги иностранцев, не может поколебать этого убеждения и ослабить поклонение гуманитарному образованию в ущерб техническому. Может быть, такое поклонение имеет за собою исторические основания, может быть, оно отражает в себе отсутствие практичности русского человека, гораздо более чувствующего, чем знающего, но так или иначе, но эта фабрикация людей по одной мерке, эта тенденция связывать с университетом даже школу грамоты, это так называемое единство школы кажется мне не больше как роковым недоразумением. Основанное на убеждении, что «ученье – свете, а неученье – тьма», убеждении, далеко, впрочем, небесспорном, такое поклонение рассматривает образование как патент на счастье, говорит, что поскольку все люди – дети одного Бога, постольку все должны быть образованы, что никто не в праве посягать на счастье другого, делить людей на категории и признавать образование лишь привилегией некоторых, и в то же время игнорирует разнообразные условия жизни, делающие одного счастливым там, где другого – несчастным, забывает и индивидуальные особенности природы каждого человека, не допускающие общего масштаба. Школа должна быть единой, но только в области духовного просвещения ученика, за пределами же этой области единство немыслимо столько же в силу разнообразных требований жизни, сколько и в силу разнообразных особенностей природы каждого ученика.

И в согласовании того, что может дать природа ученика, с тем, что от него потребует жизнь его – наибольшая заслуга школы. Для огромного контингента людей гуманитарное образование должно быть только преддверием к образованию техническому, а изучать науку как науку должен только тот, кто думает преподавать эту науку другому, ибо наука не талисман счастья и полезная одному – ядовита и вредна другому. Все же прочие должны изучать науку постольку, поскольку она может им пригодиться лишь как средство для практических целей: техническую, чтобы заработать кусок хлеба, гуманитарную, чтобы поделиться этим куском с тем, кто его не имеет. Только тогда можно будет думать, что каждый ученик, прошедший курс той или другой школы, найдет применение своим знаниям и свое место в жизни. Жизнь рождает условия, для борьбы с которыми недостаточно и серьезное гуманитарное образование, если человек не обладает при этом никакими другими средствами. Но и это последнее далеко не обставлено у нас надлежащим образом, далеко не исчерпывает своих целей, а, напротив, вызывает, как мы видели из предыдущего письма, всё чаще и чаще вопрос «зачем» и не дает ответа на этот вопрос. Но если для интеллигенции гуманитарное образование недостаточно, если жизнь предъявляет требования, подчеркивающие преобладающее значение технического образования, если по этой причине и средняя и высшая школа должны изменить свои программы в целях наилучшего и наибольшего приспособления к жизни, то что говорить о низших школах и, в частности, сельских, дающих образование тем, для кого неразрывная связь с землею является единственной гарантией его благополучия и счастья? Ясно, что в этой области гуманитарному образованию должно быть отведено лишь самое скромное место, а всё внимание должно быть обращено на создание такого типа школы, которая бы не отрывала крестьянина от земли и сохи, которая была бы для него родной и давала ответы на его собственные запросы.

Задачи гуманитарного образования могли быть с успехом исчерпаны существующими программами церковных школ, и не пришлось бы выдумывать ничего нового; существующий же пробел в образовании крестьянства, вызывающий жалобы на недостаточность школьной программы, только и мог быть восполнен надлежащей постановкой технического образования, ибо как бы широки ни были программы, но пробел будет всегда налицо, если ученик не будет знать, для чего ему нужно было его образование. Наблюдаемый же пробел в образовании крестьянства только потому и происходит, что ученик не знает ни того, зачем ходил в школу, ни того, что делать с своими знаниями. И ясно, что чем шире будет программа, тем неразрешимее станут для него эти вопросы при условии, если он захочет остаться крестьянином и пойти навстречу влечению своей природы, а не ломать ее, приспособляя себя к знаниям для него совершенно не нужным и ему неполезным. Мы подошли, таким образом, к вопросу о связи школы с социально-экономическими условиями государства.

Если эта связь необходима для средней и высшей школы и притом настолько, что вызывает убеждение в необходимости коренного пересмотра программы этих школ, то для низшей и, в частности, сельской школы она должна быть ее единственным основанием. Не нужно и много мудрить, чтобы отыскать надлежащую программу такой школы. Нужно только научиться понять точку зрения крестьянина и не забывать, что для крестьянина гораздо важнее «уметь», чем «знать».

Сколько бед натворило себе человечество только потому, что в решении вопросов первостепенной важности ошибалось в выборе исходной точки зрения! Как много простых и ясных вопросов запутано и доселе не разрешено только потому, что с самого начала допущена неверная исходная точка отправления! И кажется мне, что нигде эта ошибка не дает себя чувствовать так сильно, как в сфере вопросов крестьянской жизни. Между тем, стоило бы только ознакомиться с точкой зрения крестьянина и его отношением к этим вопросам, чтобы увидеть не только огромное различие его точки зрения с нашей, но и найти ключ к разрешению многих вопросов, кажущихся нам сложными и запутанными. Мне скажут, что при таких условиях не может быть никакого движения вперед, что такой прием отношения к крестьянству не только ничем не оправдывается, но и противоречит общим законам культуры, всегда отличающимся некоторой долей принуждения, что, напротив, на нашей обязанности лежит помочь крестьянам выкарабкаться из опутывающих их нитей невежества и темноты, а не ждать, пока они сами выкарабкаются оттуда.

Не спорю, но ведь и то нужно помнить, что не может быть общих рецептов для счастья людей, что интересы крестьянина слишком тесно связаны с землею для того, чтобы он мог чувствовать себя счастливым вне связи своей с нею, и что, следовательно, приобщая его к благам нашей культуры, мы не только не делаем ничего культурного, не только ничем не помогаем крестьянству, а только сбиваем его с толку, ломаем природу крестьянина, выбиваем его из родной колеи и уж тем меньше всего содействуем прогрессу деревни. Чтобы навязывать что-либо насильно, нужно иметь, по крайней мере, уверенность в абсолютной,