Читать книгу "Заноза Его Величества - Елена Лабрус"

— Прости, дорогая, но это я безнаказанным оставить никак не могу, — шепчет мне Гошик, возвращая мою руку, подмигивает и встаёт.

— Господин Лемье, — вроде и произносит он негромко, но тишина устанавливается гробовая.

«Иннокентий Смоктуновский! Я не узнал вас в гриме!» А Катькиного отца-то я и не признала!

— Я, конечно, понимаю, что ваша родственная связь с моей женой кажется вам достаточным оправданием, чтобы выказывать неуважение. Но, во-первых, это мой Совет, и я легко могу заменить ваши седые бороды, которые мне уже изрядно наскучили, на пышногрудых красоток. А во-вторых, эта непочтительная интонация, что прозвучала в вашем высказывании, заставляет меня напомнить, что женщина хранит ваш очаг, женщина рожает вам детей, благодаря женщине вы появились на свет. И может с красоток тут будет мало толку, а вас родила коза, но мой Совет по-прежнему остаётся моим, и я вправе менять его членов по своему усмотрению. Поэтому прошу вас занять место на скамейке запасных, — очень характерно взмахивает он рукой.

Иначе чем «Пшёл вон!» это мог расценить это разве что Катькин папаша.

— Ваше Величество, — встать он, правда, встал. — Простите за несдержанность.

— Господин Тюсси, — не счёл король нужным даже посмотреть на провинившегося. — Поздравляю! Это место и право голоса ваше.

И пока двигались стулья, Лемье пытался оправдываться, а Тюсси, строгий, серьёзный, неулыбчивый, скромно, с достоинством, без подобострастия поклонился и занял указанное место, Мой Венценосный перевёл свой ледяной взгляд на второго провинившегося.

— Господин Кампин.

Судя по его побледневшему виду, обладатель мерзкого голоска, ещё более мерзкой жёнушки и семерых девок ещё пять минут назад уже обделался и теперь просто молча встал.

— Вы знаете, что делать, — машет Георг очередному из стоящих господ, показывая на пустое место. — Есть у кого-нибудь ещё желание возразить? Кто-то хочет рискнуть и намекнуть о том, что король заразился сумасшествием от своей жены?

Лети сейчас над столом муха, она бы тоже обделалась от страха, таким громким в воцарившейся тишине ей показалось бы собственное жужжание.

— Тогда раз по вопросу, что зима будет, возражений нет, сразу переходим ко второму: как мы будем к ней готовиться.

И надо сказать, я первый раз чувствую сейчас нет, не столько безумную гордость за эту Мою Ошибку Номер Пять. Не столько дикое желание трахнуть его со всей душой где-нибудь тут рядышком в подсобке и немедленно, ибо заслужил. Это как-то, само собой.

Нет, я первый раз понимаю, что в его власти ведь реально целое Государство. С мостами и дорогами. С лесами, и полями. С действующей армией и мелким крестьянством. С городами и сёлами. Со знатью и духовенством. Гигантская территория, огромная держава, которая из окошка моей спальни, со спины коня или окна кареты казалась мне лишь мелькающими разрозненными картинками.

Мир, в который я подглядывала в замочную скважину запертой двери — вот и всё, что было мне доступно с моего детского стульчика, вдруг накрыл меня светом, шумом и суетой распахнутых настежь дверей. И эпицентром этого света и суеты, её скрепляющим составом, её генератором, умом честью и совестью был он — Мой Потрясающий Король.

И к обсуждению он, конечно, призвал, вот только о зиме члены его совета имели представление не больше, чем я об устройстве андронного коллайдера.

Да что там о зиме, даже об осени. Поверить в которую в такой жаркий солнечный день, как установился сегодня, было особенно трудно.

— Наверно, надо закрасить все окна чёрной краской, чтобы не ослепнуть от снега.

— И заказать побольше тёплых одеял.

— И специальные шляпы с завязками, чтобы их не сносило ветром.

Звучит за столом какой-то откровенный бред, который набирает обороты, пока король, переговорив в полголоса с Фарадом и феями, заканчивает второй круг вокруг стола и выглядывает в распахнутое окно.

— А может лучше с широкими полями? — предлагает господин с жёлтым цветком в петлице. И противные пижонски напомаженные усики, загнутые кверху на лице господина Макрю даже хуже, чем шёлковый шейный платок. Я его, действительно, легко узнала. И не удивительно, что он частый гость в борделях. Ибо женская народная забава — влюбиться в идиота и уверять всех, что он единственный и неповторимый, для тех рабынь любви хотя бы имеет практический смысл — надежду на другую жизнь.

И я вовсе не удивлена, что его интересуют только фасоны зимних шляп. Хуже, что обсуждение уходит по этому скользкому пути моды и дурости, потому что явно никто и ничего толкового сказать не может.

— А вода в колодцах перемёрзнет? — наконец, роняя лежавшую перед ним бумагу, обращает некий другой господин свой вопрос сначала феям, а потом Его Величеству. И, несмотря на то, что пока ему отвечает дон Лаэрт, он роняет ещё что-то со стула соседа. И наверно, будь награда за неуклюжесть, он бы и её уронил, но это пока единственный вопрос по существу, и это не может не радовать.

— А фрукты? Овощи? Они растут под снегом?

«О, да! — так и подмывает меня ответить. — Надевайте сомбреро побольше, чтобы снег не падал на уши, тёмные очки, заворачиваетесь в одеяло и на поле с киркой — морковку копать. Но на ваше счастье у вас есть я».

Сквозь зиму, пургу и ухабы… проложат надёжные тропы… суровые русские бабы… в лосинах на голую жопу.

— Кхе! Кхе! — всё же не выдерживаю я и, положив перед собой блокнотик, привлекаю к себе внимание. — Прошу прощения, что вмешиваюсь, господа. Но сколько мусорное ведро не утрамбовывай — выносить всё равно придётся. Если позволите, я бы хотела немного рассказать вам, что такое на самом деле зима. Ваше Величество, не возражаете?

— Конечно, моя дорогая! — приглашает он меня рукой. — Боюсь, кроме как на тебя, нам не на кого больше надеяться.

— Тогда Барт, парни, будьте добры, принесите ещё стулья, — оборачиваюсь я. — Пусть представители обособленных территорий присоединятся к нам. Фарад, дон Орсино, господа, пожалуйста, займите места за столом. Потому что прежде всего я хочу начать с того, что нас действительно ждёт, кроме шляп с завязочками, — жду я пока феев усадят на сложенные стопкой книги, а ради Фарада и трёх его людей толстопузые подвинутся, а потом только продолжаю: — Итак, сначала это будет осень…

Целый час я вещаю как радио, в подробностях передавая все нюансы осенней непогоды, все варианты «бабьего лета» и «первого снега», все прелести холодов и слякоти, отвечаю на вопросы слушателей и порой даже чувствую себя звездой шоу «Завтра зима».

— И однажды настанет день, когда замёрзнут не только лужи, но до состояния камня промёрзнет и земля. Вот когда на эту безжизненную землю упадут первые хлопья снега, тогда и настанет зима. Вот тогда уже что-то делать будет поздно, господа, — наконец, подвожу я итог. — Людей не укроют от холода ни тонкие стены их домов, ни тонны одеял. Это будет не день, не два, а несколько месяцев собачьего холода, во время которого нужно чем-то отапливать жилища, что-то есть и пить, во что-то одеваться и обуваться, а ещё много лечиться. Да, господа, судя даже по первым осенним дождям, нас ждёт затяжной сезон соплей и огромная работа, для которой прежде всего нужно распределить обязанности.