Читать книгу "Пробуждение Рафаэля - Лесли Форбс"

— Сэндвич «Виктория»! Звучит по-королевски.

— А на самом деле, — улыбнулась Шарлотта, — это просто сливочный бисквит, прослоённый джемом.

— Отчего вы так любили что-то печь, Шарлотта?

— Оттого, наверно, что это требует точности, ритма и чувства меры, знания, что можно делать, а что нельзя.

— Как в вашей работе.

— О нет! Это вещь более эфемерная. Торты в конце концов съедаются, а картины ещё долго живут, если о них немного заботиться.

— Но также и люди, которых вы угощаете тортами.

— Пожалуй, вы правы, никогда не приходило в голову. — Шарлотта рассмеялась.

Какой странный у них получается разговор! Паоло всё же не ошибся, ей нравился этот человек. Нравились его земной юмор и массивная фигура с лицом цвета красной земли, не то что городская бледность Джона. Прокопио казался надёжным, как кирпичный фермерский дом на прочном фундаменте.

— И я, я тоже люблю точность, — сказал он. — А запах, когда печёшь что-то? Что за дивный запах, правда?

— О да, запах пекущегося печенья или торта ни с чем не сравнить!

Он изучающе смотрел на неё.

— У вас хорошее лицо, Шарлотта. Не сказать, красивое, но милое, открытое лицо, сразу видна благородная душа.

— Ну что вы… — смутилась она и покраснела. — Спасибо… право, вы…

Она бросила взгляд на часы и принялась собирать заметки Паоло. Прокопио взял её руки в свои, и она заметила, какими белыми выглядят старые шрамы на его запястьях, покрытых синяками.

— У вас холодные пальцы. Такими хорошо готовить пастри, не хлеб.

Волной накатило волнение. От тепла его крупных рук хотелось уронить голову на стол и расплакаться. Она поняла, и уже не в первый раз, что это означает новую тяжесть на сердце, но теперь не тяжесть потери, как было после расставания с Джоном, а тяжесть сладостно-горького обретения, нового и небывалого.

— Простите, Шарлотта. Если вы пришли сюда, надеясь увидеть героя, то я не тот человек. Я бы хотел быть героем, но, как говорится, aurum di stercore… из дерьма золота не сделаешь. — Он ещё раз сжал ей руки и встал. — In bocca al lupo, cam, in bocca al lupa. Ни пуха ни пера, дорогая.

Старинное пожелание удачи в опасном деле было единственное, на что он осмелился, прощаясь с ней.

ЧУДО № 39 ЧАСОСЛОВ

— Повторите ваши угрозы, синьорина Рикко, что именно вы сделаете с этим так называемым доказательством? Загибая изящные, украшенные кольцами пальцы, немка перечислила обвинения Донны:

— Вы сказали об уничтожении деревни, которое, возможно, расследовал отец моего мужа. Сказали, что жители той деревни были его испольщиками и, вероятно, коммунистами, партизанами, агитаторами — что вполне обычное дело для того времени, уверяю вас. А не приходило вам в голову, что они могли быть просто дезертирами, людьми, которые отказались сражаться за свою страну? В таком случае долг отца моего мужа был доложить об этом, и тогда их арестовали бы. Что же до… как вы сказали? Что-то насчёт того, что вилланы «сделали» с Сан-Рокко? Извините меня, не вилланы, то есть не злодеи, не так ли? Думаю, ваше знание итальянского не распространяется на местный диалект.

Сбитая с толку железным хладнокровием графини, Донна решила, что, очевидно, её подвела память, что-то она забыла в записях Паоло — или же сам он. Всё выглядело не таким убедительным, каким казалось ночью в постели.

— Но ведь неспроста же немая бросилась на графа! — выпалила она.

Графиня подняла плечи с видом полного безразличия:

— Даже если допустить, что она бросилась на моего мужа, а не на картину Рафаэля, как утверждают все, кроме вас, чем это повредит Дадо?

— Значит, вам всё равно, если Джеймс передаст по телевидению материал о старом графе? — в отчаянии спросила Донна.

— Я мало уважаю телевидение, — ответила графиня, сохраняя спокойствие, — но уверена, что Джеймс не рискнёт затевать судебную тяжбу, выдвинув какие-то обвинения, которые основаны всего лишь на предположениях.

В дверях появился граф Маласпино. С извиняющимся смешком жена объяснила ему причину столь неожиданного визита.

— Моя дорогая Донна, — сказал граф, глядя на неё с выражением неподдельной озабоченности, — понимаю, что ты чувствуешь себя оскорблённой после нашей… размолвки, но это не способ разрешать конфликты.

— Да пошёл ты! Дело не в этом! — Хотя, конечно, дело было в этом, и, несмотря на всю свою браваду, она готова была расплакаться. Она-то представляла себе совершенно иную сцену: она выкладывает информацию, полученную от Паоло, графиня бледнеет, как в тот первый раз, граф раскрывает свою позорную тайну (какая бы она ни была) и — алле-оп! — самолюбие Донны удовлетворено! Теперь она поняла, что пришла не подготовившись и снова не сдала экзамен.

Графиня довершила унижение, налив ей чашку чаю:

— Один из особых травяных сборов мужа. Очень успокаивает.

— Я велю своему водителю отвезти… — начал граф.

Донна со стуком поставила чашку на стеклянный столик.

— Не трудитесь! Я приехала на такси, на нём и уеду. Оно ждёт меня.

— Вы в порядке, синьорина? — спросил водитель, когда они мчались прочь по дороге, исчерченной, как тюремная роба, тёмными тенями кипарисов.

— Я отлично, — ответила Донна. Ей так и слышался голос графа, позвонившего Джеймсу, как только она покинула дом. Какой же идиоткой она выглядела! Больше чем идиоткой! Нет, не может она вот так вернуться и посмотреть в глаза Шарлотте. Просто не может!

— Тут должна быть разрушенная деревня с церковью, Сан-Рокко, — знаете, где это? В долине где-то поблизости?

Водитель кивнул:

— Конечно знаю. Несколько миль в сторону от дороги на Урбанию.

— Можете отвезти меня туда?

— Плохая дорога, синьорина, белая, гравий да пыль. Жалко машину.

Донна полезла в сумочку и достала смятые банкноты.

— А если заплачу… вдвое?

Граф смотрел на жену, которой много лет назад признался в своём участии в событиях в Сан-Рокко, хотя и представил его в сильно искажённом свете.

— Ты была права, дорогая. Джеймс не осмелится повторить её утверждения.

Жена закурила сигарету и крепко обхватила себя руками, словно удерживая в себе свою женскую привязанность к мужу.

— Только не с экрана.

— Тогда… что тебя беспокоит, дорогая?

— Сперва Шарлотта Пентон по телефону, теперь эта шлюшка…

— Я говорил тебе, Грета, что всё уладил с синьорой Пентон. Поначалу я не воспринял её всерьёз, но потом…

— Слишком много было промашек вроде той, недавней, Дадо.