Читать книгу "Вся правда о русских. Два народа - Андрей Буровский"

Семь минувших лет сделали из меня убежденного и страстного врага советского строя. Я ненавижу этот строй всеми силами своего сердца и всей энергией своей мысли. Все, что я видел там, наполнило меня ужасом и отвращением на всю жизнь. …Я считаю, что борьба с рабовладельческим, террористическим и бесчеловечным режимом… составляет первую обязанность каждого честного человека во всем мире. Терпимость или поддержка этого мирового позора людьми, которые сами находятся по другую сторону советской границы, в нормальных европейских условиях, — недопустима. Я счастлив, что могу без страха и открыто рассказать все, что знаю и думаю об этом режиме».[163]

Как видите — перековка полная, на 180 градусов. Вот насчет объективности — есть сомнения; слишком уж тесно зависят убеждения Марголина от того, кого именно мордуют: его самого или других.

Впрочем, о причинах лояльности западной интеллигенции к советскому строю Марголин тоже написал: «Люди, нейтральные перед лицом советской системы, заслуживают такого же глубокого презрения, как и те, что считали возможным нейтралитет и терпимость по отношению к Освенциму, Треблинке и Бухенвальду… в сознании этих людей происходит процесс перерождения „левой идеологии“ в нечто такое, что отдает бойней и гнилью лагерного барака. Если мы хотим понять сущность западных симпатий к системе, уничтожающей основные ценности Запада, не надо бояться слова „перверсия“».[164]

Поздравляя автора с духовным воскресением, позволю себе задать только один вопрос: способен ли Юрий Марголин отнести слово «перверсия» (то есть половое извращение) к самому себе, к другим польским евреям и ко всем своим знакомым и друзьям — европейским интеллигентам разных национальностей? Как насчет Бернарда Шоу, Лиона Фейхтвангера, Ромена Роллана… всех, кто был «свободен от узости и мелочных придирок», у кого «антисоветские выступления вызывали брезгливость»?

Может быть, и у этих европейских интеллектуалов перверсию можно было легко вылечить — стоило поместить этих ребят в сталинский барак… не обязательно надолго, на семь лет. Думаю, семи недель вполне хватило бы.

Уже отсюда видно, насколько в самой Европе не считали русских европейцами. Как получал европейский интеллектуал плеткой по хребту — так сразу становился антисоветчиком. А что бы ни говорили русские эмигранты — не воспринималось. Действительно, смерть от голода или в расстрельных подвалах близких родственников. Ну что за «мелочные придирки»!

«Если хотите поставить эксперимент по построению социализма — возьмите страну, которую не жалко», — говаривал Отто фон Бисмарк. России оказалось не жалко. Прогрессивная западная интеллигенция была в полном упоении от грандиозного эксперимента, и уж чего-чего, а страны и народа ей жалко не было совершенно.

Поразительная вещь: консервативные люди гораздо мягче и добрее прогрессистов. Они даже, пожалуй, справедливее и честнее, потому что признают за каждым право быть таким, каков он есть. Вот прогрессисты убеждены в своем, и только в своем, праве «преобразовывать мир».

Киплинг и Шоу

Конечно, русские интеллигенты сильно отличаются от европейских. Европейские побогаче, но они — только специфическая часть городского бюргерства, без особых привилегий или особенностей быта. Русские-то — люди феодального сословия.

Оговорим совершенно четко и определенно: и русские, и европейские прогрессенмахеры (те же коммунары в Париже 1871 года) европейцами были и европейцами померли. Красные и в Париже, и в Петербурге имели другие политические взгляды, чем большинство других европейцев, — но и только.

Русские европейцы были охвачены ражем «великих преобразований» точно так же, как и западные. Им тоже было не очень-то жалко Россию — хоть и своя страна, но ведь они привыкли смотреть на свою страну только как на исполинскую стройплощадку, на место борьбы русской Азии с русской Европой.

В рядах и эсеров и социал-демократов очень много людей с дворянскими фамилиями (Чичерин, Тухачевский, Дзержинский). Коммунистов поддерживают многие известные ученые, цвет русской интеллигенции (Вернадский, Павлов, Бехтерев, Циолковский, Тимирязев). Многие деятели первого советского правительства (М. М. Литвинов, Л. Б. Красиков, Г. В. Чичерин, В. В. Боровский) годами жили в Европе и были даже большими европейцами, чем большинство интеллигентов.[165]

Уж они-то никак не относятся к туземцам. Они (как и европейские интеллектуалы) не всегда сами готовы собственноручно пытать и убивать, чтобы на костях несогласных построить вожделенное «светлое будущее». Но они по крайней мере готовы были молчать и делать вид, что ничего не происходит, пока пытают и убивают не их… Право же, у европейской и русской интеллигенции, при всех различиях — одна и та же перверсия.

Глава 2 «НАРОД» И «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ» В СССР

Народ почти всегда лучше честолюбивой и спесивой элиты. Он редко заблуждается, и если заблуждается, то не надолго.

Н. Макиавелли

Кто такая интеллигенция?!

О том, кто такая интеллигенция, в СССР спорили постоянно — от красного рассвета 1920-х до розового заката 1980-х. Термин уж больно неопределенный, и мнения могли колебаться крайне: от включения в состав интеллигенции вообще всех, кто работает не руками, до кучки самых ярких творческих работников. Ну и конечно же, важно было указать на некие важнейшие душевные качества, без которых интеллигент — вовсе и не интеллигент.

— А вот пил с одним деревенским дедом… Он же интеллигент, мужики! Натуральнейший интеллигент!!!

И становилось окончательно непонятно — кто же такой интеллигент и как его распознать, если вдруг встретишь.

Власти не вносили ясность в этот затуманенный вопрос, а скорее запутывали его еще больше. Официально считалось, что СССР — страна двух общественных классов: рабочих и крестьян. А у интеллигенции нет собственного отношения к средствам производства, и потому она — не класс, а прослойка — «трудовая интеллигенция». В документах же не писали ни слова «интеллигент», ни о происхождении — «из интеллигенции». Писалось — служащий; из служащих.

А служащие были все, кто не рабочий и не крестьянин. То есть получается — и высшие государственные и партийные чиновники, распорядители «общенародной собственности», получили полное право называться интеллигенцией. И все служащие, квалификация которых имела косвенное отношение к высшему образованию… Скажем, бухгалтеры и работники какой-нибудь жилконторы… Служащие? Значит, интеллигенция! Ну, техническая интеллигенция.

По-своему это логично — Советская власть дала право называться интеллигентом всякому, кто в старой России хотел бы называться этим почетным названием.