Читать книгу "Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс"

На протяжении этих дней одна из главных трудностей правительства заключалась в присутствии Наполеона вблизи центра событий. С одной стороны, трудно было убедить союзников, что отречение не является простым фарсом, с другой стороны, сам факт его видимого присутствия явился причиной участившихся беспорядков в столице. Находясь в Елисейском дворце, Наполеон не отказывал себе в удовольствии появляться в саду и приветствовать оттуда толпу, в то время как, глядя на это, раздосадованные роялисты предрекали новые несчастья для страны. Именно по этой причине 25 июня, по требованию Фуше, он покинул Париж, отправившись поначалу в Мальмезон, а впоследствии в Рошфор.

В Мальмезоне Наполеону не давала покоя мысль, что вдруг неожиданно может представиться некоторая возможность, которая позволит ему взять ситуацию под свой контроль. Ему казалось, что армия может выступить на его стороне и вынудить парламент послать за ним.

Стояла прекрасная жаркая погода, он ждал новостей, проводя много времени в блистательных садах, беседуя с Гортензией, которая вновь оказала ему гостеприимство. В мыслях он часто обращался к Жозефине и вновь спросил о портрете, с которого Гортензия обещала заказать для него копию. Как и в свой предыдущий визит в мае, он, казалось, был подавлен сознанием того, что все в его жизни пошло не так с тех пор, как он расстался с Жозефиной ради удовлетворения своих амбиций.

Мария Луиза, инструмент в руках его врагов, будучи на отдыхе в Бадене, встретила новость о великой победе при Ватерлоо с тщательно разыгранным безразличием. Однако одна из ее фрейлин прямо-таки плясала и пела от радости, что, несомненно, выражало чувства ее патронессы. Теперь Марии Луизе для полного счастья недоставало только одного, а именно, возвращения графа Нейпперга, который оказался глубоко вовлечен в военные и политические события, поскольку был призван возглавить кампанию против Мюрата. (Мюрату предстояло быть казненным в Пиццо, на южном побережье Италии, 13 октября 1815 года при безрассудной попытке вернуть себе власть над Неаполем.)

Одной из главных забот Наполеона в то время был выбор места для своего изгнания, на случай, если произойдет худшее и ничто не сможет спасти его от подобной участи. Коленкур рекомендовал Россию, где провел несколько приятных лет в качестве французского посла. Однако Россия Наполеону не нравилась, он чувствовал, что предпочел бы Англию. «Англии, — говорил он, будет приятно увидеть меня просящим у нее приюта, поскольку Англия щедра. Там я обрету единственное утешение, доступное человеку, когда-то правившему миром, — единение с просвещенными умами». Один из его друзей сообщил ему, однако, что англичане долгое время испытывали к нему острейшее чувство злобы и что ему не стоит рассчитывать на пресловутую политическую щедрость, по крайней мере, в данное время. Они убеждали его обратить свои помыслы к Америке. Наполеон примирился и с этим. Америка тогда еще вызывала у европейцев идиллические ассоциации. «Поскольку мне отказано в обществе людей, — говорил он, — я найду себе убежище в самом сердце природы, там я буду жить в уединении, что так созвучно моим недавним размышлениям». Если он и не использовал именно эти слова, записанные Тьером, то они, по крайней мере, похожи на те, какие любой образованный человек того времени мог бы сказать, потягивая бренди после обеда.

Придя к подобному решению, он послал записку в Париж, требуя, чтобы два военных фрегата, находящиеся на рейде в Рошфоре, были для него зарезервированы. В ответ Фуше отдал два фрегата в его распоряжение и послал союзникам обращение с просьбой об эскорте. Однако к 28-му числу выяснилось, что союзники желают сами решить судьбу Наполеона и что у него нет шансов на свободное плавание. И тогда Фуше выразил свою озабоченность тем, что ему следует покинуть пригород Парижа, где ему грозит опасность быть схваченным пруссаками. В ночь на 28 июня он послал в Мальмезон уполномоченных с рекомендациями Наполеону немедленно выехать в Рошфор, где фрегаты снимутся с якоря, не дожидаясь разрешения.

Однако Наполеон не уехал, не предприняв предварительно одной последней попытки убедить парламент поставить его во главе армии с целью нанести удар по наступающему противнику. Рано утром 29-го, одетый в военную форму, он объяснял свой план действий генералу Беккеру, которого затем отослал галопом в Париж со своими предложениями. В качестве генерала Бонапарта он мог дать сражение под Парижем и отказаться от командования, как только победа будет завоевана. Исполнительная комиссия холодно отвергла это предложение, а последними словами Фуше были: «Наполеон никак не сможет изменить положение дел. Его появление во главе армии будет лишь стоить нам еще одной катастрофы и разрушения Парижа. Дайте ему уехать, поскольку нас просят доставить его противнику, и мы не можем отвечать за его безопасность более чем на несколько часов».

Вернувшись в Мальмезон, генерал Беккер нашел там Наполеона и его адъютантов готовыми тотчас вскочить на лошадей, все они были совершенно уверены, что пруссаки практически у них в руках. Однако теперь им приходилось признать свое поражение. Наполеон понял, что все кончено и он должен уехать. Прусская кавалерия находилась уже в Сен-Жермене, и он больше не был в безопасности. Пройдя в свой кабинет, он оставил там свою шпагу, затем сменил военную форму на скромный темный штатский костюм. Он попросил открыть ему комнату Жозефины и некоторое время пробыл там в одиночестве. Кареты были готовы к его отправлению, и он покинул Гортензию, своих братьев и многочисленных собравшихся офицеров. Все были в слезах, от самого Бонапарта до солдат на постах, которые, по свидетельству очевидцев, зарыдали, когда он двинулся в путь. Наполеон, этот гибкий характер, всегда беззаветно отдававшийся настоящему, принял бледный и трагический вид. Откинувшись назад в своей карете, он молчал до самого Рамбуйе, где остановился на ночлег. Всегда любивший актеров и преданный классической трагедии, он и сам был великим актером на сцене жизни, энергично принимаясь за каждую роль и внимательно следя за тем, чтобы быть одетым к лицу. Можно лишь гадать, не был ли в самом деле вид его друга Тальма, важно вышагивающего на подмостках Theatre Francais, той первоначальной причиной, заставившей его отдать свое сердце императорской власти. Со своей непревзойденной энергией и жаждой опыта он мог сыграть много ролей, каждая из которых была бы впечатляющей и убедительной, но без намека на внутреннее единство. Он мог быть Шарлеманем, мог быть Августом, он мог равным образом быть Вертером или Гамлетом. Он явил собой замечательный спектакль человеческой личности, обладающей самыми великолепными качествами, добродетелями и недостатками, разнообразными способностями и силами, не слитыми воедино, но поочередно берущими над ним верх с драматическими и часто взрывоопасными последствиями.

В пути его сопровождали несколько избранных друзей, включая Бертрана, который ехал вместе с ним в его карете. За ними следовала свита и несколько слуг, все они прибыли в Рошфор 3 июля. Здесь Наполеон задержался на пять дней, ища способ покинуть страну. Положение его стало необыкновенно трудным. Временное правительство сделало все возможное, чтобы помочь ему бежать, но всё же ему не могли дать больше, нежели рискованный шанс ускользнуть в море никем не замеченным. Два военных фрегата ожидали его, однако на выходе из гавани стоял на страже английский крейсер «Bellerophon» («Беллерофон(т)»). Преданные военные и моряки толпились вокруг, давая советы, и казалось, что у него есть реальный шанс уехать на нейтральном корабле. Однако Наполеон никак не мог принять решение, по-видимому, не желая попытать счастья в море. Армия уже отступила в долину Луары согласно условиям перемирия. Жозеф Бонапарт, будучи сам на пути в изгнание, поддерживал контакт с некоторыми генералами и прибыл в Рошфор со срочным сообщением. Наполеона умоляли идти к Луаре, принять на себя командование и продолжить войну. Но он понимал, что было слишком поздно, и с сожалением говорил о возможности, упущенной в Париже.