Читать книгу "Наполеонов обоз. Книга 2. Белые лошади - Дина Рубина"

Чай пошёл у него носом. Год был девяносто пятый: разгар первой чеченской войны.

В две минуты он уложил свой бывалый, объезженный, в двух местах уже драненький рюкзак: пару белья, тёплый свитер, кое-что по мелочи, вроде электрической бритвы и зубной щётки… Напоследок взял с подоконника серую тетрадь со своими давними записями. Прощание с соседями посчитал излишним.

Зови-меня-Гинзбургу сказал:

– Муса Алиевич, моё почтение! – типа «я тут на минутку» (не обнял, чтобы не пугать и не расстраивать, и потом это мучило всю жизнь).

Короче, вышел из дому и – исчез с радаров.

Пару дней, пока активная и вездесущая сохнутовская Ципи доставала ему билет, он про-кантовался у неё в квартире. Валялся на диване, смотрел телевизор, много и тяжело спал… Ципи по-прежнему уговаривала его остаться, повторяя: здесь так интересно, куда ты, что ты там будешь делать?

Накануне отъезда он вдрызг напился у неё на кухне. Она тоже поддала будьте-нате; сидела, обхватив красивой ухоженной рукой с голубым маникюром бутылку виски, блаженно грустила… и, в полном противоречии со своими служебными задачами, бубнила:

– Ты – русский человек, понимаешь? Посмотри на себя: твоё место здесь!

Через час уже надо было выходить под проливной дождь, ловить машину в аэропорт. Где-то в спальне звонил телефон; умолкал и вновь принимался звонить, но Ципи, не двигаясь с места, всё пыталась рассказывать Стаху про переселение народов: Вавилон… Навуходоносор… Ассирия… Когда-то она закончила историческое отделение МГУ. История древнего мира. Хорошая девчонка.

Телефон всё звонил, практически не умолкая. – Международный, – наконец заметил Стах, когда ему осточертел этот трезвон.

И лишь тогда Ципи поднялась и побрела в спальню. Минут через пять вернулась – с залитым слезами пьяным лицом. Заплетающимся языком сказала:

– Рабина убили!

– Ножевое, пулевое? – спросил он спокойно, сливая остатки виски в чайную чашку… – И кто это, ради всех ассирий?..

* * *

В Бен-Гурионе приземлился днём.

Башка трещала как сухая ветка в костре; две таблетки баралгина, сжёванные им как особо изысканный деликатес, боли не сняли, а лишь добавили туману и гулкого безразличия ко всему вокруг.

На плоском экране телевизора в зале прибытия бесконечной каруселью крутились кадры вчерашнего убийства премьер-министра Ицхака Рабина: окей, значит, здесь тоже интересно, здесь тоже убивают.

На экране вращалась и вскипала запруженная народом площадь, – мутная в свете жёлтых прожекторов. В студии новостного канала сменялись лица политиков и комментаторов. Все перебивали друг друга, каждый что-то запальчиво выкрикивал. Все дико жестикулировали, все были очень подвижны лицом…

Нервное общество, подумал он.

Глазами отыскал указатель к маршрутным такси и направился к выходу.

На пути у него, в проходе, присев на корточки перед коляской, папаша застёгивал сандалик на ноге сына. Сползший от натяжения пояс его брюк обнажал безмятежную мясистую поясницу с ложбинкой, разделявшей ягодицы. Ну что ж, и здесь люди живут, и здесь всё те же задницы.

Аристарх обогнул препятствие, подтянул на плече лямку рюкзака и вышел в слепящее местное солнце.

В его калёную жарь.

Во влажную взвесь густого, как цыганская похлёбка, воздуха.

Конец второй книги