Читать книгу "Сладкая горечь - Стефани Данлер"

– В последнее время я к розовому пристрастилась, – сказала я. – То «Пино Менье»… о черт, просто божественно!

– Пейро – чудесные люди. Мы остановимся у них в Бандоле. – Ее взгляд метнулся ко мне, но она продолжила. Эта женщина просто не знала, что такое страх. – Вот уж у этих людей точно есть терруар. Соль моря, радость солнца. В следующий раз, когда будут в Нью-Йорке, они придут обедать, и я…

– Бээ… – оборвала я ее ложь.

Для меня не будет никакого Бандоля. И следующего раза не будет.

– Я говорила с Говардом.

– Так я и думала.

– Ты получишь повышение. Весьма заслуженное.

– Да. – Я намеревалась сказать «Да?», но не сумела.

Она села напротив меня, и я поняла, что знаю ее лицо лучше моего собственного. Я так внимательно ее изучала. Я была уверена, что ничто – ни течение времени, ни расстояние – не разрушит нашей близости. Двадцать лет может пройти, и когда я войду в этот ресторан, я буду знать его ритм, его секреты, чувствовать их нутром. Я где угодно ее узнаю.

– Ты переходишь в «Смоук-хауз».

Потребовалась минута, чтобы это переварить. Я отпила шампанского, потом осеклась.

– Прости, твое здоровье. – Я коснулась ее фужера своим и выпила вино залпом. – Разумеется, я не собираюсь переходить в «Смоук-хауз».

– Тесс, по крайней мере подумай…

– Брось, Симона! – рявкнула я, и крик вернулся ко мне, эхом отразившись от бутылок. – Барбекю, бургеры и пиво? Гигантские телеэкраны? Зачем ты затеяла эту шараду…

– Официанты там прекрасно зарабатывают…

Я подняла руку.

– Заткнись! Давай упрощу жизнь нам обеим. Я не перейду в «Смоук-хауз». Я уволюсь. Я останусь на обязательные две недели, но предпочла бы уйти как можно скорее. А теперь можем мы поговорить по-человечески?

– Как пожелаешь.

Шампанское и молчание – единственное убежище на свете. Я вздохнула. Под конец у меня едва не вырвался всхлип, но я сдержалась. Я еще раз сделала глубокий вдох, потом выдох.

– Правильно дышишь, – похвалила она.

– Заткнись.

Она кивнула, и я еще какое-то время только и делала, что дышала.

– Признаю, я схватилась за то, что мне не по зубам.

– Это совершенно нормально.

– Боже, дальше уже будет скучно.

Я смотрела на нее, на ее красные губы и непрощающие глаза. «Я буду по тебе скучать», – подумала я.

– Скука бывает невероятно продуктивной. Деструктивен как раз страх скуки.

– Тебе было скучно, – сказала я. – Тебе было до смерти скучно. И со скуки ты морочила мне голову.

Она несколько раз моргнула.

– Нет, Тесс. Понимаю, почему тебе хочется так думать. Но все не так просто. Я тоже верила… что мы семья.

Не знаю, имела ли она в виду весь ресторан или нас троих. Да какая разница? Я надкусила чипс, и он хрустнул. Рот у меня наполнился слюной. Над головой моргала голая лампочка – в том же ритме, в каком трепыхалось мое сердце.

– У тебя все будет в порядке, – сказала она. Съев чипс, она задумалась над последним своим заявлением. – Ты же не собиралась работать тут вечно. Теперь сможешь найти настоящую работу. Настоящего парня. Жить в реальном времени. Незачем закатывать глаза.

– Я подумываю заняться вином. Розничными продажами. Мне нравится один магазинчик на Бедфрод.

– Да, это чудесно, тебе там будет хорошо. Я знаю кое-кого в торговой палате и буду рада позвонить. И Говард предоставит отличные рекомендации.

– Готова, мать вашу, поспорить, что предоставит.

Мне хотелось злиться на них всех, мне хотелось чувствовать, что меня использовали, но ощущение так и не возникло.

– У меня есть кое-какие деньги. Я, пожалуй, не буду торопиться.

– Умный ход, – согласилась она. Мы обе взяли по чипсу. – У тебя все будет в порядке.

Не знаю, ради меня или ради себя она это повторяла. Я наблюдала за происходящим, словно бы с высоты. Видела наши чипсы и шампанское. Видела кухню. Видела, как в зале накрывают «семейный» обед. Видела раздевалку, где я выгребу мусор и кое-какие мелочи из моего шкафчика в пластиковый мешок на случай, если захочется что-то сохранить. В конечном итоге ничего такого не найдется и я все выкину.

Соль с чипсов налипла мне на пальцы, и я потерла их друг о друга, кристаллы посыпались вниз, и я услышала, как кто-то у нас над головой в обеденном зале покатил тележку. Послевкусие у меня во рту говорило о замелованности и минеральности почвы, о выдержке и лимонах. Не было ни тени сожаления. Ответила я ей медленно, не зная, каковы будут слова, но понимая, что они станут окончательными и бесповоротными:

– Разумеется, у меня все будет в порядке. Я всегда буду тебе бесконечно благодарна.

Я забыла упомянуть о множестве важных вещей, поэтому давайте попробую еще раз. Орды хасидских детишек выбегают на перекрестки в полночь посмотреть на шлейфы красных огней на 36-й. Зазывные выкрики продавца жареных пирожков, которые я слышала сквозь дрему: он шел по Реблинг и кричал: «Эмпамада! Эмпамада!» Многочасовые бесцельные блуждания с Джейком по бетонным джунглям. Пробуждение без пробуждения, расслабленное всплывание из сна, точно арт-хаусное кино на мятом экране. Пиво из бумажных стаканов со Скоттом, пока наша ватага слоняется из бара в бар на Гранд. Уилл учит меня приемам карате на платформе подземки. Роскошные, шероховатые молоки морских ежей, которые мы размазываем по тостам. Мы с Ари посреди моста поем на рассвете; спешащие на работу люди толкают нас, а мы знаем недоступный им секрет: жизнь движется не по прямой, она не накапливается и под конец ночи стирается начисто, как мел с грифельной доски, и если мы не пали духом, то, значит, мы неистощимы.

Кажется, Ник имел обыкновение говорить: «Жизнь – это то, что происходит, пока ты обслуживаешь и ждешь». Клише, конечно, но это не отменяет его правдивости. Моя жизнь была так полна, что я не могла заглянуть дальше одного дня. Не могла и не хотела. И, по правде сказать, будет ли она когда-нибудь настолько яркой, настолько удовлетворительной? Нами двигала извечная тяга к самому бурному, желание приблизиться к источнику, к самому острому, самому ускоренному, пусть даже мы забывали завсегдатаев, забывали блюда дня, забывали пробивать табели о приходе на смену.

А Симона в лучшие свои дни говорила: «Не волнуйся, маленькая, все это канет без следа».

Но я вижу следы и отметины на людях. На незнакомцах, которые сидят у стойки одни и с легкостью давней привычки заказывают коктейль или мусс из куриной печени и болтают с барменами. На гостях в ресторанах, которые смотрят на еду у себя в тарелках с благоговением. Я вижу отметины на себе: царапины, шрамы. Метафора остается верной. Нет, я не стала ждать вечно, но в каком-то смысле для всех нас это пожизненный срок.