Читать книгу "Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - Игорь Суриков"

«Война – отец всех»

«Война – отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других – людьми, одних творит рабами, других – свободными», – писал философ Гераклит[320]. Чтобы это выражение не казалось несколько странным (как это «война – отец»?), поясним, что в древнегреческом языке слово полемос – «война» – мужского рода. Кстати, именно от него происходят в современных языках такие, например, термины, как «полемика», «полемический» и т. д. Полемика – по первоначальному своему значению военное искусство.

В оригинальном тексте цитаты из Гераклита, перевод которой только что приведен, словоупотребление таково, что она может пониматься даже еще более широко: «Война – отец всего». То есть вообще всего на свете. Аналогичные мысли этот философ высказывает неоднократно: «Должно знать, что война общепринята, что вражда – обычный порядок вещей, и что всё возникает через вражду и заимообразно… Гомер, молясь о том, чтобы “вражда сгинула меж богами и меж людьми”, сам того не ведая, накликает проклятье на рождение всех существ»[321].

Эти слова ионийского мыслителя выражают не только его индивидуальные взгляды, но, в сущности, и общегреческое полисное мироощущение. Война представлялась совершенно неотъемлемый элемент нормального образа жизни. Лингвисты справедливо указывают на то, что сами слова «полис» и «полемос» этимологически родственны.

Ничего удивительного тут нет. Выше мы видели, что античные греки считали вражду столь же естественной и необходимой, как и дружбу. Это применительно к отдельно взятой личности. Но, естественно, те же идеи распространялись также и на уровень отношений между государствами. Более того, та же диалектика дружбы и вражды, как представлялось эллинам, пронизывала даже и существование всего космоса. Это хорошо видно из процитированных фрагментов Гераклита, но он – отнюдь не исключение. Вполне закономерно, что именно на древнегреческой почве возникло, например, учение другого выдающегося философа – Эмпедокла, объявлявшего двумя главными миродвижущими силами Любовь (Дружбу) и Вражду (Ненависть, Раздор):

То, Любовью влекомое, сходится всё воедино,То враждою Раздора вновь гонится врозь друг от друга.Так, поскольку Единство из Многости вечно родится,А разделеньем Единства опять совершается Многость, —То возниканье в них есть, но нет в них стойкого века.Но, поскольку размен сей никак прекратиться не может,Вечно постольку они, неизменные, движутся в круге[322].

Эти несколько темные и невнятные речения, характерные для авторского стиля Эмпедокла, можно разъяснить следующим образом. В истории космоса принцип Любви и принцип Ненависти преобладают попеременно. В результате мир то становится единым – тем самым прекрасным, упорядоченным Космосом, – то распадается на составные элементы, возвращаясь к состоянию Хаоса. И так происходит вечно.

Все такие учения, как выдвинутые Гераклитом и Эмпедоклом, могли возникнуть только в полисных условиях, – поскольку любая философская система в той или иной мере отражает реалии действительного бытия. А бытие эллинов войной, враждой, раздором было просто-таки проникнуто.

Если для нас ныне нормальное состояние – это мирная жизнь, а война с присущими ей жестокостями – вопиющее отклонение от нормы, то для античных греков всё было как раз наоборот. Нормальным состоянием представлялась именно война – иногда прерываемая нечастыми мирными передышками.

Во многом такой подход характерен для многих, едва ли для всех ранних, традиционных обществ, начиная еще с эпохи первобытности. В таких обществах война – один из видов повседневного труда, наряду с земледелием, скотоводством и пр. Так же, как были сезоны пахоты, посева, жатвы, – был и «сезон войны». Он приурочивался обычно к концу лета и началу осени. А почему? Урожай собран, положен в закрома, руки освободились – теперь можно и повоевать, пойти походом на соседей. Это во-первых. А во-вторых: у этих соседей урожай тоже собран, положен в закрома – приходи и бери. Ведь одним из главных мотивов постоянных военных действий было, несомненно, желание захватить добычу; война рассматривалась как выгодное и доходное дело.

Но даже на этом, весьма милитаризованном фоне ранних обществ в целом греческий полисный мир выделялся своей особой военизированностью. Напомним, каждый полис, каким бы маленьким он ни был, являлся абсолютно независимым, суверенным государством. И такими мини-государствами прямо-таки кишела Эллада. Они соприкасались, граничили друг с другом, что тоже давало обильную почву для вооруженных конфликтов. Ведь еще одной важнейшей причиной начала войн были пограничные споры, которые не могли не возникать. Тот или иной кусок плодородной земли на стыке территорий двух полисов становился «яблоком раздора», и за него боролись долго и упорно – порой целый век, а то и больше.

Не случайно войны чаще всего происходили между соседними полисами. «Сосед твой – враг твой», так можно было бы сформулировать этот принцип. И вполне естественно: соседям всегда есть что делить. Те же Афины значительно чаще в своей истории воевали не с достаточно отдаленной (по греческим меркам) Спартой, а с государствами ближайшими: Эгиной, Мегарами, Фивами…

Всегда приходилось ждать нападения, всегда нужно было быть начеку. И по – лис оставался не только политической, но и военной организацией. Эти две функции были тесно связаны, не отделялись друг от друга. В частности, твердо считалось, что те граждане, которые вносят наибольший вклад в военные успехи государства, должны и в управлении им играть самую значимую роль.

Собственно, и сам статус гражданина полиса был в норме неразрывно связан со службой в полисном ополчении. Если во многих обществах разных эпох существует особое военное сословие, взявшее на себя бремя охраны государства и за это пользующееся определенными привилегиями (будь то рыцари западноевропейского средневековья или японские самураи), то в полисной Греции – во всяком случае, в период ее наивысшего развития – такого сословия не было. Точнее, оно совпадало со всем коллективом граждан.

Наиболее ясно это видно на примере Спарты – того эллинского полиса, в жизни которого военизированные начала особенно резко преобладали. Последнее объяснялось тем, что спартанцам приходилось не только охранять свою территорию от вторжения внешнего противника, но постоянно быть наготове на случай восстания «внутренних врагов» – илотов.

Поэтому спартанские граждане даже в мирное время, в сущности, занимались только военным делом – тренировками, учениями и т. п. От любой другой деятельности они были освобождены. В этом смысле они были, конечно, военным сословием. А все остальные жители спартанского государства не имели гражданского статуса.

Чтобы показать, насколько частым, общераспространенным феноменом была война в эллинском мире, мы просто проиллюстрируем высказанные выше общие положения одним конкретным примером: изложим внешнеполитическую историю Древней Греции на протяжении всего лишь каких-нибудь четырех десятилетий, с 404 до 362 г. до н. э. Ниже мы увидим, что это время – период кризиса в Элладе. Но ведь любой кризис в социокультурном организме – результат непропорционально большого развития, – так сказать, «доведения до абсурда» – некоторых изначально коренящихся в этом организме тенденций и потенций. То, что в эпоху расцвета могло не обнаруживаться в полной силе, – в эпоху кризиса особенно выпукло выступило на первый план.