Читать книгу "Тайны Шлиссельбургской крепости - Николай Коняев"

Автор этой книги внезапно встал перед моими глазами, как человек с глубоко любящим сердцем и с чрезвычайно отзывчивой и поэтической душой, но исстрадавшийся и измученный окружавшим его лицемерием, ханжеством и раболепством современной ему христианской церкви перед «царями земными».

С первой же главы этот неизвестный Иоанн представился мне одиноко сидящим на берегу острова Патмоса и погруженным в грустные размышления. Он ожидал вычисленного им на этот день (по употреблявшемуся тогда Саросскому циклу) солнечного затмения и старался определить с помощью астрологических соображений время страстно желаемого им второго пришествия Христа, не замечая надвигающейся сзади него грозы. Но вот внезапный свет солнца, прорвавшийся в щелевидный промежуток между двумя несущимися одна над другой тучами, вдруг вывел его из забвения и, быстро повернувшись, он увидел то же самое разгневанное солнце, смотрящее на него из-за туч, которое раз видел и я…

Какое впечатление должна была произвести на него эта зловещая картина, появившаяся внезапно в тот самый час, когда он ожидал такого грозного для всех древних явления, как солнечное затмение, понять не трудно из его собственного описания.

А дело осложнялось затем другим, еще неизмеримо более страшным событием — землетрясением. Он в ужасе пал на колени, и все, что было потом, стало представляться ему сплошным рядом знамений, посланных для того, чтобы он записал и истолковал их так, как подсказывало ему «божественное вдохновение», т. е. тот порыв энтузиазма, с которым знакома всякая истинно-поэтическая душа, и который он считал за отголосок мыслей Бога в своей собственной душе».

4

Говорить о научном значении работы «Откровение в грозе и буре», задуманной Н.А. Морозовым в Алексеевском равелине и созданной в Шлиссельбургской крепости, нет нужды.

Справедливая оценка «Откровений» была дана сразу после публикации книги в статьях Н.П. Аксакова «Беспредельность невежества и Апокалипсис», Н.М. Никольского «Спор исторической критики с астрономией», трудах В.Н. Щепкина, В.Ф. Эрна, П. Астрова, П.А. Юнгерова. Критики единодушно отметили, что работе Н.А. Морозова «недостает самого главного: изучения предмета и научного метода».

Убедительно было доказано, что и само «гениальное» открытие: «По указанным в ней (книге Апокалипсис. — Н.К.) положениям планет в определенных созвездиях Зодиака я мог вычислить астрономическим путем, а следовательно и с безусловною точностью, что описанная здесь гроза пронеслась над Патмосом в воскресенье 30-го сентября 395 юлианского года. Вся книга, как стенографически точное воспроизведение картины неба, имевшей место только один этот раз за весь исторический период времени, была несомненно составлена по непосредственным заметкам этого же дня и ночи и окончательно написана в следующие затем дни, т. е. в начале октября того же года» — строится на зыбком песке предположений и допущений, а не на фундаменте доказанных фактов.

Не говоря уже о том, что нелепо сводить загадки Апокалипсиса к расшифровке средневекового астрологического языка, Морозов совершенно произвольно принял за небесные тела те существа, что упоминаются на страницах Апокалипсиса, и столь же произвольно трактовал видения Иоанна.

При этом, как подчеркивали критики, если отождествление коней с планетами[58], а всадников с созвездиями (притом именно с теми планетами и теми созвездиями, с которыми их отождествляет сам Морозов) — неверно, то все астрономическое построение его сразу рассыплется.

Поражало в работе Н.А. Морозова, как справедливо заметил В.Ф. Эрн, и то «высокомерие естественника, презирающего все другие науки, кроме естественных, отрицающего всякое их значение, только потому, что он с ними не знаком».

Столь же легко уязвимы для критики книги «Пророки» и многочисленные тома «Христа», сюжеты которых, по свидетельству самого Н.А. Морозова, сложились у него в Шлиссельбурге.

В этих работах Морозов пришел к весьма любопытному выводу, что никакого еврейского народа не было, а была лишь религиозная секта иудаистов, основанная во II веке Иудой-учителем… Римлян, впрочем, тоже не было, и до начала Новой эры на земле вообще царил каменный век. Потом человеку удалось изобрести колесо и топор, а во II веке появились папирусы и пергаменты, бронза и железо. В III веке была основана «латино-эллино-сирийско-египетская империя», которую историки по малограмотности своей ошибочно разделили на Египет, Грецию, Рим, Вавилон, Ассирию. В IV веке произошло «столбование» Василия (Иисуса Христа) и возникло христианство…

Хотя стараниями реаниматоров «новой хронологии» идеи Н.А. Морозова на протяжении последних десятилетий усиленно внедряются в сознание наших сограждан, но и на этом мы останавливаться не будем, поскольку для нас сейчас исторические труды Н.А. Морозова более интересны не своим результатом, а процессом достижения его.

Как сказано в «Автобиографии»: «В первое полугодие заточения в равелине нам не давали абсолютно никаких книг для чтения, а потом, вероятно благодаря предложению священника, которого к нам прислали для исповеди и увещания, стали давать религиозные.

Я с жадностью набросился на них и через несколько месяцев прошёл весь богословский факультет. Это была область, ещё совершенно неведомая для меня, и я сразу увидел, какой богатый материал даёт древняя церковная литература для рациональной разработки человеку, уже достаточно знакомому с астрономией, геофизикой, психологией и другими естественными науками.

Потому я не сопротивлялся и дальнейшим посещениям священника, пока не перечитал всё богословие, а потом (в Шлиссельбурге) перестал принимать его, как не представлявшего по малой интеллигентности уже никакого интереса, и тяготясь необходимостью говорить, что только сомневаюсь в том, что для меня уже было несомненно (я говорил ему до тех пор, что недостаточно знаком с православной теологией, чтобы иметь о ней свое мнение, и желал бы познакомиться подробнее)».

Мы специально выделили слова: «перестал принимать его».

Употребленные человеком, живущим в обществе, они свидетельствуют только о разборчивости этого человека. Другое дело, когда эти слова произносит «вечник», день за днем, месяц за месяцем, год за годом проводящий время в одиночной камере.

Чтобы отказаться в таких условиях пусть и от «малоинтеллигентного», но желающего общаться с тобою собеседника, требуется нечто большее, чем разборчивость и высокомерие.

Видимо, в какой-то момент, как это бывает с бесноватыми, нестерпимым стало для НА Морозова присутствие в камере священника.

Уже само приближение святынь начинало обжигать его.

И, конечно, это цена.