Читать книгу "Жизнь и смерть ордена тамплиеров. 1120-1314 - Ален Демурже"

Эти обвинения необходимо рассматривать как по отдельности, так и в качестве единого целого. Каждое из них соотносилось с чем-то хорошо известным и доступным пониманию большей части населения.

Пункты об отрицании креста и жертвы Христовой заставляют вспомнить о верованиях катаров и, сверх того, соотносятся с религией ислама. К тому же обвинение в идолопоклонстве наводит на мысли о мусульманах, которые на Западе воспринимались как язычники. Черная кошка вполне традиционно считалась воплощением демона.

История магической головы тамплиеров соотносится с народными верованиями, начиная с античной легенды о Персее и Медузе, которая была хорошо известна в эту эпоху.

Итальянский нотариус Антонио Сиччи из Верчелли, который в течение сорока лет состоял на службе у тамплиеров Сирии, допрошенный 1 марта 1311 г., оставил нам ее наиболее полную версию:

Я несколько раз слышал о том, что произошло в Сидоне. Некий дворянин из этого города любил одну благородную женщину из Армении. Он не знал ее при жизни, но когда она умерла, он тайно осквернил ее труп в гробнице в ту самую ночь, когда ее похоронили. Совершив это дело, он услышал голос, сказавший ему: «Вернись, когда придет время родов, потому что тогда ты найдешь голову, дочь твоего семени». Когда время настало, рыцарь вернулся к гробнице и нашел человеческую голову между ног погребенной женщины. Снова послышался голос, который произнес: «Береги эту голову, потому что от нее к тебе придут всяческие блага». В ту пору, когда я слышал об этом, прецептором этого места (Сидона) был брат Матью, уроженец Пикардии. Он побратался с правившим в то время султаном Вавилона (Каир), так как каждый выпил крови другого, в знак того, что они считают друг друга братьями.[490]

Сама история уже была рассказана Готье Мапом в 1182 г. и Жерве де Тильбери, а в XIII в. получила распространение в модных романах. Две постоянные величины этого повествования — сексуальное извращение с насилием над умершей и магическая голова, насылающая смерть своим взглядом и дающая неуязвимость своему обладателю, сколько бы он ее у себя не держал. Голова Медузы является устрашающим символом женского пола, а легенда о Медузе представляет собой «выражение вымыслов, связанных со страхом перед женщиной, и тут совершенно естественно находит себе место тема совокупления с мертвой, инцеста и содомии».[491]

Соломон Рейнах продемонстрировал то, как эта легенда могла оказаться связанной с тамплиерами. Он обнаружил следы этой истории в Северной Сирии за столетие до процесса: Персей сделался рыцарем, а рыцарь означал рыцаря Храма par excellence. На Востоке рассказывали о том, что магическую голову прячут рыцари, и это, разумеется, были тамплиеры. Они тайно обратились в ислам и поклоняются этой голове как идолу, кроме того, голова эта именовалась Магометом, а затем, в результате искажения, Бафометом. Она используется во время посвящения тамплиеров, которые носят вокруг талии шнурочки, которые сначала прикладывают к ней. «И говорят, что эти шнурочки клали и обвивали вокруг шеи идола, имевшего вид человеческой головы с большой бородой. И они целовали эту голову и поклонялись ей на своих провинциальных капитулах», — говорится в приказе об аресте от 14 сентября 1397 г. (р. 29).

Таким образом, здесь мы снова возвращаемся к исламу: текст нотариуса Сиччи ясно подразумевает, что поклонение голове является знаком обращения в ислам. Ношение шнурочков недвусмысленно соотносится с учением катаров, поскольку в этой религии оно символизировало получение «утешения» (сопsоlатепtит).

Отсутствие формулы освящения во время мессы, в результате его последняя лишается всякого смысла, можно было истолковать по-разному. В понимании народа это еще одно свидетельство совпадения с верой катаров, отрицавшей действительность таинств. Для более просвещенных умов отсутствие формулы пресуществления означало, что Христос не присутствует на мессе во плоти, что делает ее осмысленной. В частности, заупокойные мессы, совершавшиеся капелланами Храма, ничего не стоили, а сопровождавшие их приношения, милостыня и пожертвования были тщетными. Семьи, которые приносили эти дары, были ограблены и имели право потребовать у ордена Храма отчета.

Подведем итог: действие освященной просфоры заключается в том, чтобы отгонять демонов и колдунов, а тамплиеры отказались от освящения, потому что сами — демоны и колдуны.

Что касается обвинения в гомосексуализме, то здесь корни уходят в библейскую историю о Содоме, городе, зараженном грехом и наказанном за это Богом. Естественная для средневековья логика привела к тому, чтобы связать с тем же грехом падение Акры и гибель латинских государств на Востоке. И если бы мудрый король Филипп не принял мер предосторожности, Францию — королевство Святого Людовика — постигла бы такая же участь. Можно вернуться к катарам: «совершенные» всегда ходили парами, и к исламу: в торговле рабами особенным спросом пользовались молодые юноши.

Обвинения, выдвинутые против тамплиеров, образуют единое целое, призванное дискредитировать орден, сблизив его с еретиками, в частности катарами, и представив доказательства его полного искажения исламом. Примешав к ереси магию и колдовство, Ногаре с подручными надеялись одним махом поставить себе на службународные предания и идеи, распространившиеся в интеллектуальном мире во второй половине XIII в. Уточним, что эти идеи по повод) магии и колдовства в действительности не были новыми, но опирались на новые авторитеты, например св. Фому Аквинского. Постараемся также не слишком спешить в поиске истоков представления о тождественности колдовства и ереси. Только в конце XIV и начале XV вв. Церковь назвала ересью колдовство и, в более общем смысле, целый ряд народных суеверий, и начала их преследовать с тем же пылом, с каким прежде преследовала собственно ересь (см., например, процесс Жанны д'Арк). В 1310 г. мы еще находимся на этапе охоты на еретиков, а охота на ведьм развернулась только в конце средневековья и в эпоху Ренессанса (да, да!).[492]

Теперь «горькие подозрения» Филиппа Красивого получили подтверждение благодаря многочисленным и совпадающим по содержанию признаниям. Они были тем весомее, что изобличали поступки и обычаи, согласные с общими верованиями своего времени, что не могло не поколебать самых убежденных скептиков: князей и папу. Однако, несмотря ни на что, дело затянулось — к великому недовольству короля и его приближенных. При всем совершенстве запущенного механизма, он застопорился.