Читать книгу "1917. Русская голгофа. Агония империи и истоки революции - Дмитрий Зубов"

В действительности, не дождавшись быстрой победы, народ стал постепенно терять интерес к событиям войны. Даже второй рождественский «кружечный сбор», проводившийся под лозунгом «Солдату в окопы», местами фактически провалился. Впервые такое мероприятие проводилось в конце 1914 года. Учителя и представители земств в буквальном смысле слова с кружками в руках совершали обход всех домов, призывая население класть туда пожертвования воинам, сражавшимся на фронте. Тогда практически все граждане, не раздумывая, клали в кружки чуть ли не последние деньги. Это ж для наших героев, все для победы!

Однако победы так и не случилось, состояние аффекта, которое всегда является кратковременным, сменилось равнодушием и даже апатией. «Отношение крестьян к этому сбору, конечно, иное, чем к сбору прошлого года, – писала пресса. – Теперь попадались закрытые двери, приходилось слышать и категорические отказы. Ссылаются на то, что сами чуть не каждую неделю посылают всего своим солдатам».

Журналисты были особенно поражены тем фактом, что, невзирая на тяжелое положение на фронте и огромные миллионные жертвы, народ собирается как ни в чем не бывало отмечать праздники! И это при том, что год назад, когда русская армия, как казалось, побеждала, не то что праздновать, даже выказывать праздничное настроение считалось зазорным и чуть ли не предательством. Теперь же армия и флот терпели сплошные поражения, а народ, напротив, собирался праздновать и даже не скрывал этого!

«Как бы то ни было, несмотря на войну, жизнь у нас не замерла, – писала пресса. – Если бы какой-либо американец заглянул к нам, он мог бы прийти к заключению, что влияние войны совсем незаметно. В театре он увидел бы аншлаги: „Все места проданы“. Перед праздниками, несмотря на страшную дороговизну, магазины переполнены, на базарах припасы бойко раскупаются, как бы торговцы ни взвинчивали цены. Хорошо проходят концерты, разные увеселения, лотерея, хотя все теперь жалуются на дороговизну, говорят о тяжелом времени, и только изредка срываются слова о „хорошем годе“. Конечно, все это ненормально, ведет к обогащению одних и нищете других, и все это оставит, несомненно, большие следы на нашей последующей жизни после войны. Теперь же пока „пир во время чумы“, и он отразится и на праздниках, на которых, конечно, будет немало увеселений, немало и елок».

Поистине удручающе выглядел и тот факт, что война вместо сплочения и единения общества (а таковая иллюзия была осенью 1914-го), наоборот, увеличила его расслоение и разобщение. Одни стали стремительно нищать, другие, напротив, быстро богатеть. Люди постепенно делились на тех, кто страдал и терпел лишения от войны, и тех, кому она стала «матерью родной». Даже массовый наплыв беженцев в тыловые города во второй половине года, как ни парадоксально, привел к оживлению торговли и других видов коммерции.

«Война бедствие, но для многих она доходна, – писала пресса. – Беженцы – тоже бедствие, но все они едят, пьют, одеваются, а поэтому на них можно сбывать разные припасы, цены на которые растут, потому что припасов не хватает, их меньше и производится. Торговля поэтому идет бойко, разные ремесла дают большой доход, а у многих людей делается порядочно свободных денег. Отсюда хорошо идут дела – увеселителей, кинематографов, театра, цирка. И среди беженцев не все бедствующие люди, прибыла и значительная часть людей состоятельных. Все это, – несмотря на бедствия войны, кладет на текущую жизнь отпечаток достатка».

Удивительно, но некоторые торговцы умудрялись наживаться даже на пленных!

«С каждым днем пленных в Сибири становится все больше и больше, – сообщали СМИ. – Уже теперь их надо считать здесь десятками тысяч, а между тем, почти ежедневно, прибывают все новые и новые транспорты, как с Западного и Восточного фронтов, так и с Кавказа.

Теперь уже можно отметить, что отношения между пленными и местным населением установились очень хорошие и что никаких притеснений пленные в Сибири совершенно не терпят. Напротив, пленные славяне встречают повсюду радушие и помощь, а в пленных германцах сибиряк видит хороших покупателей и людей далеко ему не бесполезных. Всюду, где возникают поселки пленных, оживляется местная торговля, увеличивается привоз на базары крестьянских товаров. Но, кроме того, среди пленных германцев, захваченных на Дальнем Востоке или здесь же, в Сибири, очень много хороших ремесленников и торговцев. Всех их отправили в глухие таежные углы вроде Киренского, Балагапского уездов Нарымского края, и всюду они принесли с собой свою энергию и свое уменье из всего извлекать пользу. В этих таежных углах появились столовые, кофейни, мелкие мастерские. Пленные врачи очень часто работают в местных лазаретах.

Таким образом, пленные, с одной стороны – хорошие покупатели, с другой стороны, они стараются пойти навстречу удовлетворению местных нужд; война отсюда далеко, вызванные ею страсти смягчаются, и все это содействует установлению между пленными и местным населением хороших отношений».

В некоторых регионах пленные по собственной инициативе построили небольшие телефонные станции и проложили линии связи! До которой у родного правительства руки не доходили. Да и кому там звонить в Сибири?

Нашлось применение пленным и в Центральной России. Так, в Нижегородской уездной земской управе в конце декабря состоялось расширенное заседание по поводу использования труда военнопленных в сельском хозяйстве. «Выяснилось, что недостаток рабочих рук в деревне и высокие цены на них дозволяют считать условия предложения труда военнопленных выгодными и приемлемыми, – сообщали СМИ. – Поэтому совещание высказалось за скорейшее применение труда военнопленных и выработало ряд положений на этот счет… Плату за пользование трудом военнопленных будет получать на месяц вперед уездная управа, она же производит расчет с военнопленными. Каждый сельский хозяин, пожелавший взять на себя военнопленного, уплачивает за его работу 10 руб. в месяц и продовольствует его. Военнопленный живет у него и работает на одинаковых с прочими работниками условиях».

Правда, использовать в центральных губерниях труд пленных немцев и австрийцев власти все же не решились, речь шла в основном о славянах, попавших в плен на Юго-Западном фронте. Между тем мало кто обратил внимание на ключевую фразу «недостаток рабочих рук в деревне». И это в стране, в которой эти самые руки еще пару лет назад некуда было девать!

Некоторые наблюдатели, например известный писатель Сологуб, объездивший во второй половине 1915 года многие регионы России, читая при этом лекции, также был шокирован широкой и богатой с виду жизнью, которой, несмотря на военные тяготы, жила провинция. Писатель даже вспомнил известную фразу «пир во время чумы». При этом Сологуб, правда, оговорился, что достаток нередко «сам лезет в глаза», тогда как бедность, страдающая от высоких цен, наоборот, «скрывается по углам».

Некоторые мероприятия, отмененные было из-за войны, возобновились.

«В Нижнем (по инициативе, кажется, Горького) возникло несколько лет тому назад хорошее дело – устраивать елки для бедных детей, – писал „Нижегородский листок“. – Горький сам вышел из бедной среды и в детстве, вероятно, не раз смотрел с завистью в окна на елки из квартир богатых людей.