Читать книгу "В тяжкую пору - Николай Попель"

Но виноват в этом был не замкомдив. Станции снабжения находились в Острогожске и Коротояке, более чем в ста километрах от передовой. Дороги заметены, машин почти нет, лошадей мало…

Ночью я вернулся в Корочу, разыскал квартиру Домны Петровны.

— Поможете?

— Все, что в силах, сделаем.

— Дорогу надо расчистить.

— Что еще?

— Теплые вещи собрать.

— Боже мой, так ведь бабы последнее с себя отдадут.

— Ну, и соломы подбросить для матов… Домна Петровна только успевала писать, изредка посматривая на меня.

— Давай, комиссар, не стесняйся. Я не стеснялся.

— Халаты бы из белого материала пошить разведчикам… Железные печки поделать…

Через несколько дней были созданы гуже-транспортные батальоны. В каждый направили боевого командира и крепкого комиссара. День и ночь тянутся обозы. Крестьяне в тулупах перебирают вожжи, покрикивают на лошадей.

По дорогам идет не только материальное снабжение. Приезжает со щедрыми подарками делегация из Башкирии. И до нашей армии добираются, наконец, фронтовые бригады артистов.

За какое бы дело мы ни принимались, нам всегда помогали коммунисты и комсомольцы Корочи. Райком комсомола организовал курсы медсестер и сандружинниц. Секретарь райкома Александра Мишустина сколотила из молодежи несколько самодеятельных бригад, которые дневали и ночевали на переднем крае. Многие девушки просились в армию. Я нередко присутствовал на беседах с вчерашними школьницами и колхозницами. Во время разговора в военкомате я обратил внимание на круглолицую девушку с большими печальными глазами. Одета она была скромно, держалась в стороне и не спешила вставить слово в общую беседу.

Девушку звали Клавой Кобелевой. Отца у нее не было. Вместе с матерью, школьной уборщицей, она снимала комнату. Штопанный на локтях свитер был, вероятно, лучшей одеждой Клавы.

На вопрос, который военком задавал каждой из присутствовавших, — что умеете делать? — Клава ответила сдержанно:

— Кончила курсы медсестер, могу по хозяйству…

Кто-то из девушек прибавил:

— Клавка у нас артистка, стихи читает…

Та досадливо отмахнулась.

В 1943 году, после освобождения Корочи, я встретил мать Клавы — Марфу Ивановну. От нее я узнал печальную историю.

Когда в Корочу пришли немцы, Клава поступила работать в их госпиталь. Оттуда приносила домой лекарства, прятала их за печкой и передавала какому-то парню, который являлся раз в неделю. Потом загорелась немецкая комендатура, расположенная в здании школы. Потом произошло отравление немцев в госпитале…

В августе 1942 года Клава была арестована и через несколько дней расстреляна…

После московского наступления зимой 1941 года зашевелился и наш фронт. Мы несколько улучшили свои позиции, вышибли гитлеровцев из нескольких деревень. Особенно отдичились Рогачевский и Горбатов, которые также перешли со своими дивизиями в армию Гордова. В последних числах декабря я повез Горбатову генеральские петлицы и звездочки. Он получил новое звание.

Провел у Горбатова несколько дней. И каково же было мое удивление, когда узнал, что Горбатов и Горбенко по-прежнему ходят ночью в тыл противника и громят немецкие гарнизоны. Но теперь у них не маленький истребительный отряд, а умно подобранный, хорошо натренированный батальон в полтысячи человек.

Зима не принесла врагу вожделенного отдыха. Гитлеровцам уже не удавалось охотиться за курами на нашей стороне фронта.

Фронт уплотнялся. Старые дивизии сжимались, чтобы дать место новым. Позади них рыли неподатливую промерзшую землю вторые эшелоны.

По накатанным зимним дорогам, оттесняя на обочины лошадей и волов, шли тяжело груженные машины, пехота, артиллерия, танки. Предвесенние ветры сулили наступление.

Весна 1942 года была весной наших надежд. Зимой немцы получили удары под Москвой, Ростовом, Тихвином, Керчью. Инициатива в наших руках.

Теперь в армии не две потрепанные танковые бригады, а несколько свежих, полнокровных соединений с новенькими «тридцатьчетверками». Где-то в тылу — до нас дошли сведения — формируются танковые корпуса.

Стало больше истребительной артиллерии. Появились роты и батальоны, вооруженные специальными противотанковыми ружьями…

На совещании в Военном совете Юго-Западного направления я сижу рядом с Рябышевым. Дмитрий Иванович недолго командовал фронтом и вернулся в армию.

Сейчас ему поручено наносить удар на главном направлении. Часть его армии стоит в обороне, часть подходит из тыловых районов.

Дмитрий Иванович многозначительно поглядывает на меня, скупо улыбается.

— Ты что? — недоумеваю я.

— Так, ничего…

Но когда Тимошенко после совещания говорит мне о новом назначении, я понимаю, почему улыбался Рябышев.

— Значит, снова к старому дружку? — спрашивает маршал.

— Только помните, что вам с дружком не по грибы идти, а Харьков освобождать, — добавляет Никита Сергеевич Хрущев. — Харьков, понимаете?..

Из Купянска я еду, как в прежние времена, в одной машине с Рябышевым. В планшете предписание. Мне даже не разрешили заехать проститься с Гордовым.

— На прощанья-расставанья времени нет, — сказал Тимошенко. — Не то, что день, час дорог. Готовиться к наступлению надо…

И мы готовимся. Батальоны «атакуют» расположенные в нашем тылу деревни. Командиры дивизий и полков «врываются» в Харьков, который раскинул свои игрушечные кварталы в плоском ящике с песком. До поздней ночи чертят в штабах схемы, графики, разрабатывают планы.

Интенданты подсчитывают запасы горючего, разведчики — численность вражеских гарнизонов, артиллеристы — огневые точки. Все считают, пересчитывают, придирчиво сверяют результаты.

После того как все уже, кажется, предусмотрели, прибывает на передний край новая немецкая дивизия, и расчеты начинаются сызнова.

Бригадный комиссар Николай Антонович Радецкий напутствует политотдельцев:

— Главное — воспитание наступательного порыва. Когда я звоню в политотдел, мне обычно отвечают, что 105 (позывной Радецкого) в частях. Там же проводят почти все свое время политотдельцы, корреспондеты армейской газеты.

Части охвачены преднаступательным возбуждением. В каждом полку есть свои трофейные танки, уже превращенные в решета. На них тренируются истребители, по ним бьют пэтээровцы. Снайпера бронебойными пулями «выводят из строя» их пулеметы и пушки.

Фанерный танк, прицепленный к двуколке, живет и того меньше. Он предназначен для гранат и бутылок с горючей смесью.

По примеру дивизии Горбатова (она по-прежнему входит в нашу армию, но сам Горбатов уже назначен в штаб фронта) создаются отряды пластунов. Для того, чтобы неслышно проползти рядом с вражеским часовым, без шума расправиться с ним, нужны выдержка, выносливость, ловкость, то есть то, что дается длительной тренировкой.