Читать книгу "Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен"

Мы направились к машине Гиммлера. Он сел в машину и, протянув мне руку, сказал:

– Керстен, я от всей души благодарю вас за те годы, когда я пользовался вашими медицинскими талантами. Сейчас мои мысли обращены к моей бедной семье. Прощайте!

У Гиммлера стояли слезы в глазах.

Машина покатила прочь…

XLI

Снова в Стокгольме

Доклад шведскому министру иностранных дел

Стокгольм

23 апреля 1945 года

Вчера вечером мы вылетели из аэропорта Темпельхоф в Копенгаген; вокруг стоял грохот русских пушек. Из Копенгагена мы вернулись в Стокгольм поездом.

Тем же вечером в Стокгольме я отчитался перед министром иностранных дел Гюнтером. Сегодня я передал ему полный доклад и итоги переговоров с Гиммлером.

Слово Гиммлера ставится под сомнение

Стокгольм

27 апреля 1945 года

Шторьх до сих пор не в состоянии оценить того, чего мы достигли на переговорах с Гиммлером. Особенно он сомневается, будет ли Гиммлер придерживаться соглашения и не отдаст ли в последний момент контрприказ, который приведет к уничтожению евреев в концлагерях. Полагаясь на свое знакомство с менталитетом Гиммлера, я заверил Шторьха, что ничего такого не случится. Кроме того, я принял специальные меры против такой возможности, переговорив с бригадефюрером СС Шелленбергом и доктором Брандтом, которые взялись предотвратить издание подобных приказов. Однако Гиммлер выполнил свои обязательства, как я и ожидал. Кроме того, я объяснил Шторьху, почему освобожденные евреи проходят под именем поляков.

XLII

Генрих Гиммлер

Догматик и романтик

Когда меня впервые вызвали к Гиммлеру в 1939 году, я оказался лицом к лицу с человеком, чья внешность совершенно не соответствовала тому, как обычно представляют себе рейхсфюрера СС и главу тайной полиции. Это был маленький человек, бросавший на меня живые взгляды из-под пенсне; можно даже сказать, что в его широких скулах и круглом лице было что-то восточное. Он отнюдь не принадлежал к атлетическому типу и держался скованно – в его движениях не было ни свободы, ни гибкости.

Здоровье у него было очень слабое. Гиммлера беспокоили мучительные боли в области желудка, которые порой продолжались по пять дней и настолько изнуряли его, что потом он чувствовал себя выздоравливающим после тяжелой болезни. Он очень долго оправлялся от этих приступов. Гиммлер опасался, что эти колики связаны с какой-то опасной и неизлечимой болезнью, и ужасно боялся рака (его отец страдал этим недугом). В детстве Гиммлер дважды болел паратифом и дважды – дизентерией; кроме того, у него всегда был неважный желудок. Когда Гиммлер обратился ко мне за помощью, он только что перенес острое отравление рыбой и крайне медленно выздоравливал. За две недели я избавил его от колик и вернулся в Голландию.

Когда друзья стали расспрашивать, какое впечатление произвел на меня Гиммлер, я сказал, что если бы встретил его на улице или в общественном заведении, не зная, кто он такой, то принял бы его за респектабельного городского чиновника или учителя – может быть, даже за директора школы.

Вскоре мне довелось познакомиться с Гиммлером поближе, и я узнал, что в его семье действительно были учителя; я подметил, что на самом деле и у него самого характер учителя. Его положение и порученные ему задачи вынуждали его разъяснять идеи фюрера и подробно развивать их – но, кроме того, Гиммлер был вынужден обучать своих подчиненных этим идеям, что стимулировало его природную предрасположенность к преподаванию, которая получала свежий импульс и во многих других отношениях. Если речь у нас заходила о политике, то он выражал свои взгляды в виде учения; если мы говорили на какую-то историческую тему, он сразу же выводил последствия и применял их к современности, перечисляя по пунктам, что должно и что не должно быть сделано. Если мы затрагивали какой-либо медицинский вопрос, то у Гиммлера снова имелось собственное мнение и он стремился прочесть по нему лекцию. Он изучал экономику сельского хозяйства и получил по ней ученую степень, и никогда не упускал случая воспользоваться своими знаниями в этой области, давая советы другим.

Однако его лекции вовсе не тяготили слушателей; Гиммлер читал их самым дружелюбным тоном и даже не без юмора. Впрочем, юмор уступал место смертельной серьезности, когда поднимался вопрос о том, что Гиммлер считал благодетельным или опасным для немецкого народа и германской расы. Он постоянно старался расширить свои знания, изучая новейшую литературу. Его невозможно было представить без книги или без документа в руке. Как бы Гиммлер ни уставал, он всегда брал в постель книгу.

Здесь мы подходим ко второй важной черте характера Гиммлера. Все его умонастроения покоились на образе человеческой природы, основанном на исторических моделях. Гиммлер из своих исторических штудий извлек идею о достижениях и поведении типичного представителя германской расы; именно такого германца он ставил перед СС в качестве абсолютного идеала; он обращался к образу идеального германца во всех своих заявлениях и хотел, чтобы весь немецкий народ был вылеплен по тому же самому образцу.

Такой культ германских предков стал для Гиммлера настоящей манией. Все, что ни делали эти предки, было хорошо и правильно. Гиммлер при любых затруднениях обращался к историческим примерам, вместо того чтобы воспользоваться верным инстинктом, который подсказал бы, что требуется в данный момент. Для Гиммлера история была единственным инструментом, пригодным для современности. Правильное решение любой насущной проблемы находилось сразу же, едва отыскивалась подходящая модель из истории германцев; поступать иначе означало для Гиммлера согрешить против духа предков. Сколько раз я слышал от него: «В таких обстоятельствах Фридрих Великий [или другой правитель] сделал бы то-то и то-то…»

Гиммлера никогда не оставлял в покое вопрос образования, вопрос организации немецкой жизни по правильным образцам. Такая тенденция проявлялась в рамках СС, когда он заявлял, что каждый член СС должен перед свадьбой получить разрешение у главы отдела СС по вопросам расы и расселения, да и вообще в отношении Гиммлера к священным узам брака. Кадеты в военных академиях должны были писать одно сочинение за другим и тщательно изучать тех персонажей, которых Гиммлер считал особенно важными – таких, как Генрих I, Фридрих Великий и даже Чингисхан. Гиммлер так долго жил в мире своего воображения, что даже себя считал великим германским вождем, которому Провидение поручило задачу в сотрудничестве с фюрером создать новые германские институты. Вера в реинкарнацию заставляла Гиммлера считать себя новым воплощением герцога Генриха Льва, в то время как сам Гитлер представлялся ему новым явлением великого арийского вождя, который приходит к людям раз в тысячу лет. Когда Гиммлер стоял рядом с гробницей Генриха I в Кведлинбургском соборе, он, должно быть, поздравлял себя с окончательным завершением той миссии на востоке, которую начал этот король, а продолжил Генрих Лев. Гиммлер делал все возможное, чтобы поощрять изучение жизни этих двух правителей; все материалы по ним он знал как свои пять пальцев. Генрих I был его безмолвным советником; Гиммлер даже верил, что, приложив усилия, может услышать глубоко внутри себя его голос. Символы всегда имели для него огромное значение. Он прославился своим огромным круглым обеденным столом в Берлине. За этот стол не допускалось более двенадцати человек, как и за легендарный стол короля Артура.