Читать книгу "Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин"

Я долго провожал человека взором, наполненный чувством причастности и надежды. Скажу больше, меня одолевал пафос, теребило уважение ко всякой личности и, по гамбургскому счету, нации. Я, с невольно стиснутыми зубами, опрокинутый в редкую эмоцию силы, смотрел вслед неровно удаляющемуся силуэту.

И впрямь, парень перемещался оснащенный достоинством поступившего человека. Он доставлял себя домой, он был преисполнен чувством долга. И грезилось человеку, конечно, за напором — идет приближение к основаниям. Жена — нимфа во плоти, твердая в определениях и неукоснительная в поступках, воплощающая взгляды на реальность сжато и доходчиво, отсюда расширяющая обзор, домушка — неукоснительный параллелепипед, наполненный веществом собственности и фундаментальности, детки — провокаторы бесхитростных и точных эмоций, радостный символ продолжения. Шла величайшая обоснованность рефлекса, акции.

Вестимо, изрядно шатало, путь получался извилист как полет дрозофилы. А кто говорит, что существовать легко! Положим, он не был крепок в моменте, но тверд в намерениях. Преодоление, дорогие мои, вот извечный и достойный императив. Наш экземпляр претворял этот постулат стоически и капитально.

Иначе говоря, высоченное, недалекое от зенита солнце лупило благонамеренно и веско — неназойливая отрада покоилась в пропитанных целесообразностью минутах…

Ну так что — за здоровье?

Вася, или Долг Родине

Вася Потапенко был то, чему имен много, — «не от мира сего» из безобидных. Собственно, я родился именно в комнате, где выбрался на свет годами тремя позже и Василий — к этому времени родители мои перебрались в соседний дом, комнату больших размеров.

Потапенки случились семьей весьма неравномерной. Папаша — бывший солидный военный чин, добродушный пузан, матушка — вечная домохозяйка. Мир праху. Детки — трое парней и девица. Старший, крутой врач, напрочь уронился давным-давно при темных обстоятельствах с балкона. Вторая, сестра — странная особа с мозговой опухолью, добившей ее еще в сочных годах. Пребывают двое последних, Сашка, мой ровня, медик в Анапе, и Вася — предмет насмешек сверстников детства, жалости взрослых, существо навеки из седьмого-восьмого класса.

Не помню отрочество, однако годам к двадцати четко обозначилась Васина ущербность. Уже вид разоблачал: он ходил слегка расхлябанно, осанку имел нелепую, стрижен был всю жизнь в полубокс, носил с сильными диоптриями и неизменно в крупной оправе очки и, благодаря им, всегда чуть испуганно и где-то пугающе улыбался. Важно беседовал о высоких материях:

— В космосе-то наши янок уделали — а? — Наставительно маячил указательным пальцем. — Космос не хухры, материя деликатная.

Сашка виновато доказывал:

— Нет, вы зря — у Васи скрытая физическая мощь…

Год случился далеко за семидесятый. Вроде бы на границе с Китаем лязгнула очередная заварушка — не забылись события на Даманском — и военачальники затеяли репетицию срочной мобилизации. Естественно, на уральский округ внимание нацелилось пристальное.

В воскресенье вечером в нашу квартиру позвонили, стоял парень, подал повестку, предписывающую явиться завтра поутру в пункт сбора, школа такая-то. «Всех запасников собирают», — пояснил он.

— Но я не служил, это ошибка, — пожал плечами я, — и военнообязанным практически не являюсь.

Он повторил жест.

— Так и скажете. Распишитесь.

Верно, по случаю травмы как раз под завершение института я и в лагеря не попал, и в военном билете имел установку «годен к нестроевой». Работал тогда в науке, как раз выпала командировка, иначе взять, ни на какие сборы ехать категорически не собирался. Однако уведомить об ошибке счел нужным, еще имея какие-то соображения о дисциплине. Захватил документы, костюм и галстук напялил как обычно, полагая, что утряска займет не больше часа и предстоит институт. Отправился.

В школе царил кавардак. Пара твердолобых офицеров не могли понять моей претензии и пересылали к вышестоящим. Углядел некий стол, возле которого терся одноногий мужик на костылях, судорожно демонстрирующий, почему-то распахивая убогое пальтецо, сидящему майору отсутствие второй ноги и заподозрил, что мне сюда. Когда же, подойдя, услышал безжалостные слова командира: «Ничего, боец, нам всякий сгодится. Паспорт и военный после получишь», — меня оплеснуло недобрым предчувствием.

Таковые, как известно, не обманывают. Майор бесцеремонно забрал мои документы и прервал взволнованные пояснения короткой фразой: «Четвертый взвод. Вон туда». Жест его был неумолим. Любопытно, что не позволили позвонить ни жене, ни на работу, более того, неизвестен оставался долгое время срок приключения.

Суть в том, что уральский округ должен был неукоснительно поставить в сутки такую-то сумму резервистов, сам министр обороны (только заступил Устинов — возможно, тоже причина пассажа) прибудет с инспекцией. И ретивые, перестраховываясь, мели под гребенку всех. Словом, в нашем взводе я обнаружил Васю с его десятибалльной близорукостью и полным отсутствием понимания, что такое служба.

Итак, нас переодели и увезли на окраину города, в разбитый специально палаточный городок. Не стану описывать всю операцию — четыре полных дня — рассказ двигается к отдельному эпизоду. Впрочем, остановлюсь на некоторых деталях.

Дело происходило на исходе осени, как раз сыпанул свежий снег — не сказать чтоб довелось очень морозно, но и без снисхождения. Поместили взвод (под тридцать человек) в палатку, рассчитанную на отделение (десять), которая содержала единственно нары, разделенные узким проходом. Спали практически на боку, крепко прижавшись друг к другу — было тепло, хоть помещение не обогревалось. Коротко сказать, мы с Васей влипались друг в друга.

К тому времени судьба успела плюхнуть меня в зигзаги столь мудреные, что, вероятно, высматривался отпечаток: многие чуяли способность к отпору. Вася тождественным не располагал и в приблизительной степени, уже на второй день мужики, народ жестокий в данных условиях благодаря практике, пошли над парнем изгаляться. Я некоторое время помалкивал, но когда один ерш соорудил чрезмерность, прикрикнул на обидчика грубо, и, во всяком случае, при мне бедолагу не трогали. Разумеется, Вася смотрел на меня преданно, но дело не в этом — подозреваю, он, попав впервые в по-настоящему непростые обстоятельства, скажем так, еще сильней потерял адекватность — именно, совсем нарушились пропорции возможностей, действительности и подобное. К тому же я, безотчетно повинуясь известной формуле «солдату нужно держаться ближе к кухне» и природному отвращению к коллективу, строю, каким-то образом умудрился оказаться в хозчасти, — службу земляка, стало быть, контролировать не мог. Словом, имел место выход, о нем и речь.

Под приезд начальства муштровали строевой смотр и, помимо — вероятно, для восстановления руки, а скорей ради обширности прейскуранта — затеяли стрельбища. Оные и прут в повествование. Однако вот что. Устинов нас все-таки миновал, и когда это стало известно, начальство решило потешить мужиков стрельбой на полную, оставив мероприятие на последний день.