Читать книгу "Тур Хейердал. Биография. Книга 1. Человек и океан - Рагнар Квам"

Тур, конечно же, был полон презрения к женщинам, жившим в дощатом домике, такого же презрения, какое он испытывал ко всему неуправляемому и безудержному в западной культуре, — на этот раз оно предстало в образе распущенных уличных девчонок. Однако, занимаясь проституцией, они вовсе не стремились стать нацистами. С политической точки зрения они были чистым листом, и поэтому он считал, что их нужно отпустить.

«Человек за бортом!» — раздался громкий крик на миноносце «Замбези». На море жуткий шторм, и дюжина глубинных бомб сорвалась с привязи, одна их них взорвалась и пробила дыру в палубе, остальные катаются вокруг и тоже могут в любой момент взорваться. В попытках как-то обезвредить бомбы, в сутолоке один из матросов упал за борт. Его товарищи видят, как он барахтается в морской пене, кричит и зовет на помощь, но спасательные шлюпки висят на шлюпбалках разбитые штормом, и нет никакой возможности спустить их на воду. Капитан не решился развернуть свое стройное и гибкое судно, в опасении, что оно может перевернуться на следующей большой волне. Сделать, к сожалению, ничего нельзя, и они видят, как матрос исчезает во мраке.

Тур пишет: «Это было ужасающее зрелище!» Но он не задумывается о сиюминутно грозящей ему самому опасности, во всяком случае, не пишет об этом Лив. Несколько раз его чуть не постигла судьба этого матроса — например, когда «Тансберг Касл» налетел на мину, а его по случайности не было на борту, или когда полковник Дал спешно отозвал его с выполнения задания в Смалфьорде, которое оказалось для его товарищей смертельным. А во время шторма все они могли исчезнуть в пучине вслед за этим матросом, если бы взорвались остальные глубинные бомбы.

Может быть, у него действительно девять жизней? Только не надо верить в это самому…

Вскоре после того, как Тур Хейердал покинул Финнмарк, Бьорн Рёрхольт получил приказ вернуться в Лондон для получения новой радиоаппаратуры. Он прилетел в Лондон через Стокгольм и попал в британскую столицу почти одновременно с Туром. Здесь они оказались в центре внимания, ибо были первыми очевидцами, которые могли доложить военным и гражданским властям о ситуации в освобожденной части Финнмарка.

В ночь на 26 января Тур написал довольно горький и язвительный рапорт, и хотя он был всего лишь фенриком, рапорт в тот же день попал на стол верховного главнокомандующего. Бьорн Рёрхольт был допущен с рассказом о своих впечатлениях к самому королю. Интерес к ситуации в Финнмарке проявили не только норвежские власти. Би-би-си также заинтересовалась сообщениями о происходящем в Норвегии.

Презрение фру Алисон Хейердал к немцам стало еще сильнее, когда они оккупировали Норвегию. Она жила по-прежнему в Рустахогде недалеко от Лиллехаммера, где с самого начала включилась в нелегальную деятельность. Ее дом, называвшийся Гранли, находился в стороне от дороги и годился в качестве укрытия для диверсантов и борцов Сопротивления. Со временем Гранли стал местом явки для людей, засылаемых из Англии для связи с местным отделением «Милорга». Какое-то время подпольщики печатали в доме Алисон свою нелегальную газету «Йеммефронтен». Иногда нелегальная деятельность принимала такой активный характер, что Алисон приходилось переселяться в Свиппопп, пустовавший с тех пор, как Тур и Лив уехали в Канаду.

Как-то вечером, в конце января 1945 года она услышала, что кто-то топчется на крыльце. Алисон подошла к двери.

— Не видели ли вы здесь человека с левой рукой на перевязи? — спросили снаружи.

— Видела, а в правой руке он держал корзину.

Это был пароль. Она открыла дверь, на пороге стоял «Пер». Он бывал у Алисон и раньше, и она хорошо его знала, хотя понятия не имела о том, как его звали в действительности и кем он был на самом деле. Она знала только, что он родом из Олесунна.

Будучи борцом Сопротивления, Пер постоянно перемещался, но на этот раз он остался в Гранли целых четырнадцать дней. У него был небольшой радиоприемник, с помощью которого он мог ловить «радио Лондона», как называли они передачи Би-би-си. Как-то вечером, когда Пер и Алисон сидели в наушниках перед приемником, они услышали объявление о том, что завтра «фенрик Тур Хейердал расскажет о ситуации в Финнмарке».

Тур? По радио?

Алисон не видела своего сына уже четыре с половиной года. Пока он находился в Северной Америке, они переписывались. Но потом письма прекратились, и с тех пор она не знала, где он и что делает.

Пер собирался на следующее утро уезжать, но решил остаться еще на один день. Ведь не мог же он уехать и забрать приемник, не дав Алисон услышать сына!.

Ей было семьдесят два года, но она еще была бодра душой и телом. И все же ее руки слегка дрожали, когда следующим вечером она всовывала в ухо наушник. В последний раз она слышала голос Тура в сентябре 1939 года, когда он пришел попрощаться перед отъездом. А сегодня на календаре было 6 февраля 1945 года.

На часах 19.30, на улице перед домом Алисон совсем темно. Приемник слегка хрипит, но она слышит каждое слово. После новостей слово дали Туру Хейердалу. Его представляют как первого норвежского военного, ставшего очевидцем ситуации в опустошенном войной Финнмарке.

Алисон навострила уши. Ну конечно, это он. Тот же самый голос, не низкий и не высокий, — нет, пожалуй, все-таки слегка высокий.

«Я только что вернулся с севера. Как вы знаете, сегодня наши войска взяли на себя инициативу в Финнмарке. За нами стоят русские — солидные ребята в овчинных тулупах, которые похожи скорее на мирных охотников, нежели на внушающих страх вояк… »

Он говорил недолго, всего несколько минут. Но Алисон услышала его голос — он побывал в Финнмарке, а потом вернулся в Лондон! Она не поняла причины его возвращения, но это и не имело значения. Самое главное, что он жив, находится в полном порядке и участвует в борьбе! Теперь надо только, чтобы скорей окончилась война, и она снова будет вместе со всеми ними — Туром, Лив, маленьким Туром и Бамсе, которого она еще не видела.

Но грозные тучи войны над страной пока еще не развеялись, и Алисон с тяжелым сердцем выслушала рассказ Тура о бесчинствах немцев на Севере, о тактике выжженной земли, о своих соотечественниках, страдающих от голода и болезней, нехватке врачей и лекарств, нарушенном телефонном сообщении, машинах, которые не могли ездить, и лошадях, которые не могли везти поклажу, и о немецких солдатах, которые жгли овец из огнеметов.

Но даже этот рассказ был лишен некоторых деталей. Все передачи Би-би-си, будь-то для англичан или народов других стран, проходили строжайшую цензуру. В эфир не допускались сообщения, которые могли нанести урон ходу войны или ослабить боевой дух солдат, критические замечания в адрес своих вообще исключались, и Тур со своими строгими критериями истины должен был уступить. Война есть война, в том числе, для идеалистов.

Все, что он говорил, было правдой. Неправда заключалась в том, о чем умалчивалось. Поэтому Алисон не услышала ни слова о плохом обмундировании, в котором ее сын переживал зимнюю стужу. Она не узнала о холодном, полном презрения приеме, ожидавшем норвежских солдат на родине, и их разочаровании в том, что их не встречали как освободителей.