Читать книгу "Веспасиан. Трибун Рима - Роберт Фаббри"

Веспасиан ехал рядом с Помпонием и Петом. Вспомогательная кавалерия следовала за пехотой по флангу, чтобы не дать зайти когортам в тыл, а также пресекая варварам пути отхода.

– Дикарям известно, что пощады в случае сдачи не будет, – сказал Веспасиан. – Почему же они просто не хотят пойти в атаку и решить дело сразу?

– Так и будет, – заверил его Помпоний. – Сейчас они перестраиваются. Фракийцы оставят против Поппея небольшой заслон, а всей массой обрушатся на наших парней в расчете прорваться.

Бой достиг охваченных огнем участков стены. Пожар все еще полыхал с такой силой, что дождевые капли порождали целые облака дыма и пара. Свет выхватывал из темноты все еще очень плотную орду фракийцев, готовящуюся для последнего отчаянного натиска. По прикидкам Веспасиана, здесь, по эту сторону от ворот, скопилось около трех тысяч врагов. Что творилось на противоположном краю, где действовал Пятый Македонский, он не имел представления.

С могучим ревом, заглушившим пение Четвертого Скифского, варвары ринулись в атаку. Как и предсказывал Помпоний, небольшой отряд напал на вышедшие из ворот когорты, тогда как остальные воины, тысячи две с лишним, устремились на силы Фауста.

Веспасиан наблюдал, как фракийцы обрушили на римлян мощный залп из дротиков и стрел. Метательные орудия исчезли в темном небе, потом снова показались в свете пожара, падая на легионеров. Но на этот раз те приготовились к атаке и подняли щиты. Большая часть залпа пропала втуне, но все же в линии образовалось немало пустых мест, говорящих о том, что некоторые жала нашли свою жертву. Щиты римлян с грохотом опустились, и через секунду воздух рассекли пилумы. Летя по более настильной траектории, они все время находились в лучах света. Залп скосил многих из наступающих фракийцев, но не задержал их. Варвары врезались в строй когорт, завывая как фурии, они рубили, кололи и молотили, не ожидая и не давая пощады. Схватка была такой ожесточенной и дикой, что с расстояния в две сотни шагов Веспасиан буквально чувствовал кожей каждый удар.

– Время врезать им во фланг! – закричал Помпоний. – Пет, командуй атаку!

Префект кивнул литицену, который поднял пятифутовый, с раструбом на конце, бронзовый литуус – кавалерийский эквивалент пехотного корну, и прильнул к сделанному из бычьего рога мундштуку. Труба издала высокий, пронзительный рев, и четыреста восемьдесят всадников алы, развернутых в четырехшереножный строй, двинулись шагом. Через двадцать ярдов труба запела снова, переведя их на рысь. За пятьдесят шагов до врага последний рев литууса бросил кавалерию в галоп. Метнув на скаку дротики, конники ударили в незащищенный фланг фракийской линии. Веспасиан гнал коня вперед, сбивая всех, кто попадался под копыта, колол и рубил. Его снова обуяло возбуждение, очень близкое к радости, знакомое упоение схваткой. И тут сзади донесся вой. Он бросил взгляд через плечо, и увидел, что свежие силы врага атакуют кавалеристов с тыла.

Это пошли в наступление фракийки.

Воспринимая их как простых зрительниц происходящего, римляне забыли про них думать. Женщины тем временем, передав детей на попечение старшим, незаметно спустились со своих позиций на склоне и подоспели к полю боя как раз в тот момент, когда ала ауксилиариев пошла в атаку. Вооруженные только ножами, обожженными на огне палками, а зачастую только ногтями, фракийки, несколько сотен разъяренных женщин, обрушились на ничего не подозревающую конницу. Не думая о собственной жизни, они сновали между рядами всадников как мстительные гарпии и вредили, как могли: подрезали поджилки коням, кололи их в круп, заставляя сбросить наездника, стаскивали римлян с седел. Очутившись на земле, каждый ауксилиарий оказывался погребенным под волной зубов, ногтей и подручного оружия; ему оставалось только выть от бесчисленных укусов и порезов, пока его в буквальном смысле разрывали на клочки.

Веспасиан развернул коня как раз в тот миг, когда первые фракийки достигли алы. Стремительным движением он отсек сжимающую нож руку, нацеленную ему в бедро, потом вонзил гладий в глаз нападавшей. Всадники выходили из боя с фракийскими воинами, поворачиваясь лицом к новой опасности, визжащему и размахивающему клинками длинноволосому врагу. Но было уже слишком поздно. Подразделение рассыпалось, потеряло строй, смешалось с неприятелем, численно превосходящим его в два или три раза. Большинство кавалеристов оказалось вынужденным отражать нападения сразу со всех сторон.

Немного правее от Веспасиана, отряд человек в пятьдесят, подчиняясь командам Пета, еще держал оборону. Юноша заметил, как Помпоний, стараясь пробиться к этому островку относительной безопасности через море озверевших от крови женщин, повалился с шарахнувшейся лошади. Веспасиан созвал ближайших всадников и бросился на выручку к упавшему командиру. Он вздыбил коня, передние копыта которого обрушились на головы и ключицы фракиек, преграждавших путь, потом бросил его вперед. Поддержанный полудюжиной воинов, молодой трибун прорубал путь к Помпонию. Стоя на коленях, тот отбивался от роя наседающих женщин. Веспасиан был уже совсем близко, когда они прыгнули на легата. На земле образовалась куча-мала из царапающих ногтей и мельтешащих кулаков. Спрыгнув с коня, юноша стал без разбора тыкать мечом в груду незащищенных броней спин, пронзая легкие, почки, вспарывая артерии и вены. Конники образовали вокруг дерущихся заслон. Веспасиан разбросал обмякшие тела и обнаружил внизу Помпония, помятого, но живого.

– Встать можешь, командир? – с тревогой спросил молодой человек.

– Да. Все нормально, трибун, – ответил легат, поднимаясь на ноги и судорожно глотая воздух. – Я обязан тебе не просто жизнью, но и честью. Погибнуть от женских рук, при таких обстоятельствах – такой позор!

В этот момент отряд Пета начал пробиваться на свободу. В сомкнутом строю, колено к колену, кавалеристы прокладывали себе путь, топча пытавшихся сдержать их фракиек. Еще уцелевшие в очажках сопротивления всадники приободрились, замахав мечами с яростью, которой их отчаянным противницам нечего было противопоставить. Постепенно разрозненные группы сливались, вынуждая женщин с потерями подаваться назад. Тем самым уцелевшие ауксилиарии получили время прийти в себя. Из первоначальных четырехсот восьмидесяти воинов алы в седле оставалось сто шестьдесят, еще девяносто, включая Веспасиана и Помпония, оказались спешенными. Почти половина наездников устилала телами разбухший от дождя грунт. Пришло время отплатить за их смерть.

Главная битва еще бушевала. Передав функции охраны фланга Четвертого Скифского двум очередным снятым со стены когортам, ауксилиарии начали сбивать фракиек в плотную толпу. Нескольким десяткам удалось прорваться и убежать к оставленным на склоне детям, но большинство оказалось в окружении. Женщины, не кричавшие более, ожидали решения своей судьбы. Ни одна не пала на колени, моля о пощаде – им ли было не знать, что ее не будет? Они готовы были умереть, как умирали их мужчины, на глазах у своих детей, оставаясь непокорными до конца.

Всадники спешились и с металлическим скрежетом извлекли из ножен мечи. Раздался приказ. Веспасиан стиснул рукоять гладия, вскинул овальный кавалерийский щит и шагнул к неподвижным женщинам. Даже когда его клинок вошел в горло молоденькой девушки, ни одна из женщин не издала ни звука и не шевельнулась. Беззащитные, они стояли, полные презрения к режущим их римлянам. А те безжалостно вершили месть, думая о своих павших товарищах.