Читать книгу "Кукольник - Генри Лайон Олди"

«Я бы на их месте тоже замалчивал эту тему. Выходит, рабовладелец, считающий раба вещью, — тоже несвободен?! Зависим от связанных с ним роботов?!»

— Даже кратковременное ослабление влияния клейма пагубно для нашей психики. А для психики гордого легата Тумидуса — десятикратно. Общение с рабом, ходячим предметом, вступившим с хозяином в симбиотическую психосвязь, если хозяин вынужден «отпустить поводок»… О, это катастрофа! Рушится привычная система ценностей, начинается разлад уже не на уровне психики, а на уровне банальной физиологии…

— Погодите, Юлия! А семилибертусы?

— Гладиаторы? Это совсем другое дело. Двойное подчинение, удаленный «поводок», периферийный контроль… Не хотелось бы сейчас углубляться в детали и читать вам лекцию. Запомните главное: игры с клеймом не проходят даром. Психические расстройства неизбежны. Если Гай всего лишь разъярен и требует дуэли по дурацкому поводу — значит, он легко отделался. Имейся у нас в запасе неделя, и я была бы уверена, что сумею переубедить Всадника.

Она пожала плечами и подвела итог:

— Но недели у нас нет. Мы не можем столько времени болтаться в неосвоенном секторе. Увы, Лукулл, я ничего не могу гарантировать.

— Надеюсь, сейчас Гай восстановил влияние клейма в полном объеме?

— И я надеюсь. Он же не сумасшедший. Но психика Всадника стабилизируется не сразу. А легат весьма вспыльчив.

— А я? Я весь на нервах! Дергаюсь, много курю… у меня дрожат руки!…

— Это же элементарно, дорогой Лукулл! Вам вторые сутки приходится лечить раба как свободного. Дисфункция психики и локальное разрушение стереотипных синаптических связей, как у Гая. Только в ослабленной форме. Едва ваш пациент покинет медотсек, вы быстро придете в норму. За пару дней, я думаю.

Она вежливо улыбнулась врачу.

— А теперь я проведаю Гая. Эта идиотская дуэль…

Направляясь к выходу, красавица Юлия, помпилианка со странностями, как и в первый раз, оглянулась в дверях и тайком подмигнула. Лючано Борготта, лежащий в спецбоксе раб-полиглот, ради которого хозяин Гай рисковал своей драгоценной шкурой, знал, кому демонстрирует знак расположения стерва-брюнетка.

Тому, ради кого она так долго рассказывала вслух об особенностях психики рабовладельцев и их постыдной зависимости от собственных роботов.

Нет, не доктору Лукуллу.

Доктор, в сущности, все знал и без Юлии.

II

«Следующие сутки, малыш, — хихикнул маэстро Карл, — ты много думал».

Лючано согласился. Он спал без сновидений, просыпался и думал снова. О свободе и зависимости, о помпилианцах и невропастах, венце и начале безумной дуры-эволюции, о скелетах, прячущихся в темных чуланах подсознания и человеческой души…

«Ну и о бабах, разумеется, — встрял Гишер. — Куда ж мужику без этого?»

Он не стал возражать. О бабах — тоже. Вспоминалась Сунгхари, молоденькая Анюта… Юлия, наконец. Лючано фантазировал, дурея от скуки и долгого воздержания. Хотя представить Юлию в постели у него по-прежнему не получалось — в отличие от остальных женщин.

На брюнетке воображение буксовало.

Между двумя эротическими грезами он вдруг понял, отчего чужим рабам помпилианцы подают команды голосом, а своим — как правило, молча, через «клеймо». К чужому рабу не тянется ментальный «поводок» от отдающего приказ — вот и приходится пользоваться речью. Когда Тарталью допрашивали насчет способностей к языкам, Тумидус предоставил вести допрос другим. Помпилианская этика. Вопросы и ответы должны слышать все заинтересованные. Другое дело, что хозяин в силах без звука заставить раба говорить хоть ложь, хоть правду…

Но это уже вопрос честности хозяина.

А в таких делах Тумидус щепетилен, надо отдать ему должное.

«Что ж ты про детишек забыл? — укорил его маэстро Карл. — Хватит терзать мозги, оставь пару задачек для юных гематров. Интересно, они уже посчитали, сколько тебе осталось до состояния робота? И вообще, как они там?»

Маэстро всегда любил детей.

«Выписали» Лючано без проблем. Хмурый Лукулл открыл бокс, глянул на показания приборов, с удовлетворением кивнул и пробежался пальцами по сенсорам на пульте. Датчики, инъекторы и прочие гаджеты пришли в движение, отлепляясь от тела, словно сытые пиявки, и спеша убраться восвояси.

— Одежда в ящике у входа. Найдешь вахтенного сервус-контролера и доложишься. Пошел.

Кажется, медикус с трудом удержался от пагубного для Лукулловой психики: «Пошел вон, скотина!»

Лючано послушно оделся, пошел, нашел и доложился. Их смена сейчас отдыхала, но для Тартальи, как свежевыздоровевшего, а значит, бездельника с двухсуточным стажем, мигом нашлась работа. Его отправили на рабский камбуз, готовить обед.

Для помпилианцев стряпал кок из свободных, на отдельном камбузе. А побросать пищевые брикеты в распариватель, через пять минут извлечь и уложить в ячейки транспортера — большого ума не надо. И кулинарного таланта не надо. Ничего не надо, кроме двух рук и приказа хозяев.

Любой робот справится.

Здесь Тарталья и обнаружил близняшек Давида с Джессикой.

Рабы, как обычно, работали без присмотра. Говорить можно было безбоязненно. Двоих варваров, раскладывавших комплекты рационов по ячейкам, давно уже ничего не интересовало в этой жизни.

«Ты мог бы, — ворчливо напомнил Гишер, — говорить и при помпилианцах. Кто из них обратит внимание на болтовню рабов? Мы же не обращаем внимания на фоновый гул работающего двигуна, кондиционера или сервопривода?»

— Привет, ребята! Как дела? Что новенького?

— Здравствуйте, — хором ответили близнецы, не прекращая распаковывать брикеты и укладывать их ровными рядами в приемный лоток распаривателя. Наверное, они были рады видеть Лючано. Во всяком случае, так казалось Тарталье, который понемногу учился читать едва заметные письмена усеченных эмоций на лицах-масках гематров.

Он вспомнил, как профессор Штильнер долго хохотал, разглядывая напечатанную в научном труде зубодробительную формулу. На вопрос графа Мальцова, что здесь смешного, космобестиолог с удивлением заявил: «Как что? Все! Смотрите сами: очень смешная формула!…»

И с полчаса излагал скучающим слушателям, где в формуле кроется юмор.

Должно быть, для родителей-гематров в лицах их малышей тоже найдется и смешное, и умильное, и радостное…

— Ничего новенького, — сказал Давид. В голосе его мелькнуло уныние, но Лючано не был в этом уверен. — Распорядок обычный: «гребля», хозработы, «рекомендованный досуг», сон.

— Завтрак, обед, ужин, — добавила в общую копилку обстоятельная Джессика. — Без еды нельзя, мы умрем. Ага, еще душ и время на выделения организма. Все.

— Мы же висим на орбите! Зачем — «гребля»?