Читать книгу "100 великих операций спецслужб - Игорь Атаманенко"

В результате предательства в июле 1957 года Фишер был арестован.

Почему при аресте Вильям Фишер, проживавший в Нью-Йорке по документам на имя свободного художника, американца Эмиля Роберта Голдфуса, назвался именно Рудольфом Абелем?

Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за скончавшегося к тому времени своего друга и коллегу по работе в органах госбезопасности, советский разведчик-нелегал тем самым дал понять Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером в Центре хорошо знали.

До конца своих дней полковник внешней разведки оставался для домашних и сослуживцев Фишером или Вилли, а для всех остальных – Рудольфом Абелем. Легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне – тайной. И мы в нашем рассказе будем пока тоже называть его Абелем.

После объявления приговора Абель сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.

Родина не оставила своего разведчика в беде. Сразу же после вынесения Абелю приговора советская разведка начала операцию по его освобождению.

А началось все с налаживания с Абелем прямой переписки, которую в дальнейшем можно было бы использовать в оперативных целях. Эта переписка, носившая общий характер, велась от имени его жены Елены Степановны и дочери Эвелины. Первое же письмо жене Абель закончил словами: «Остаюсь с любовью к вам. Ваш муж и отец Рудольф», тем самым дав понять, как следует к нему обращаться. Правда, в июне 1959 года Министерство юстиции США запретило Абелю переписку с женой и дочерью, как «не соответствующую национальным интересам». Однако вскоре, после активных протестов со стороны Абеля и его американского адвоката Донована, переписка была вновь разрешена.

Вскоре к переписке подключился «двоюродный брат» Абеля Ю. Дривс, мелкий служащий, проживавший в ГДР. Эту роль блестяще исполнил молодой разведчик-нелегал Юрий Дроздов, будущий начальник советской нелегальной разведки.

В свою очередь Дривс привлек к работе по подготовке обмена Абеля влиятельного немецкого юриста, члена Коллегии адвокатов Большого Берлина Вольфганга Фогеля. Последний выступил в качестве посредника между женой Абеля и его «двоюродным братом», с одной стороны, и американскими властями – с другой.

События стали развиваться значительно быстрее после того, как 1 мая 1960 года в СССР в районе Свердловска был сбит американский самолет-разведчик У-2, а его пилот Фрэнсис Гарри Пауэрс арестован.

А вот как сам Абель позже писал в своих воспоминаниях о событиях, связанных с его обменом: «6 мая 1960 года утром, как обычно, заключенных вывели группами в душевую рядом с камерами, и мы вымылись. Возвратившись в камеру, я занялся своими математическими развлечениями. Вдруг – через маленькое окошечко кто-то просунул свернутую в трубку газету. Быстро разворачиваю и читаю заголовок, напечатанный огромными буквами: над Свердловском, в СССР, сбит самолет У-2. Ниже, помельче, было напечатано: “Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”.

Вот это была новость!

Моя реакция была вполне понятной. Мои надежды на скорое освобождение из тюрьмы – надежды, которые не покидали меня все время, – теперь обрели под собой реальную почву.

Прошел суд над Пауэрсом, и в США газетчики проливали крокодиловы слезы насчет “бесправия”, “отсутствия объективности советского суда”, “беспринципности защитника, назначенного судом” и тому подобного.

Писали, что Пауэрс не шпион, а лишь солдат, исполняющий приказ, и какое может быть сравнение с матерым разведчиком вроде полковника Абеля, забывая, что Пауэрс не раз пролетал над территорией СССР, проходил специальную подготовку и знал, на что он идет.

…Кончился 1960 год, наступил новый, а жизнь в тюрьме шла своим чередом. Шла моя переписка с семьей и семьи с адвокатом Донованом.

В Вашингтоне тем временем шли споры – пойти на обмен или нет. Одни – по всей вероятности, сотрудники Федерального бюро расследований – надеялись на то, что мне наконец надоест сидеть в тюрьме и я расскажу им о своей деятельности в США, и противились обмену. А другие – видимо, Центральное разведывательное управление – хотели заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая 1960 года недалеко от Свердловска.

Время шло, наступил декабрь 1961 года. Неожиданно меня вызвал начальник тюрьмы. День был обычным в том смысле, что по этим дням недели он принимал заключенных по их личным делам. Однако я к нему ни с какими просьбами не обращался.

Я сидел в приемной и ждал очереди. Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано: “Вскрыть в присутствии Абеля Р.И.”. Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй; посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано: “После прочтения уничтожить”. Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне.

Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства.

Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время – два-три дня против обычных тридцати дней. Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры.

Машина закрутилась!

…Из Берлинской тюрьмы, куда я был доставлен накануне, меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек из числа прилетевших вместе со мной из США.

Вначале ехали по городу, затем за городом.

Приехавший со мной из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:

– Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?

Я рассмеялся.

– Зачем? – ответил я. – Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.

– Подумайте, еще не поздно! – продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: “Вы выезжаете из американской зоны”.

Приехали!

Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько американцев. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал – старый товарищ по работе. Между ними стоял молодой высокий мужчина – Пауэрс.