Читать книгу "Большая книга ужасов 63 (сборник) - Елена Арсеньева"

– Потому что именно твой предок Ворон в незапамятные времена принес Эндури тот орешек, из которого выросло Дерево Душ, – пояснил дзё комо. – И сейчас, когда беда настала, только ты и можешь священное древо спасти.

Никита споткнулся.

– А… какая беда? – пробормотал встревоженно.

– Такая, что один супостат задумал Омиа-мони погубить. Тот самый, что в дверь к тебе ломился, то одну, то другую личину надевая.

– Стойте! – вскинул руку дзё комо. – Мы пришли.

Его круглое лицо стало настороженным. Он прижал палец к губам и осторожно поманил домового и Никиту за собой. Они сделали еще несколько шагов – и перед ними открылось дерево, при виде которого Никита даже покачнулся, пораженный и изумленный.

Да… ничего подобного он раньше и представить не мог!

* * *

Раньше это были просто слова – Омиа-мони, Дерево Душ: красивые слова, в смысл которых Никита не слишком-то вдумывался. Теперь он смотрел – и душа его восхищалась и трепетала.

Это был кедр – такой высокий, такой огромный, что у Никиты захватило дух.

Вершины было не разглядеть. То одно, то другое облачко цеплялось за ветки, да так и оставались висеть на них, словно охапки нетающего снега.

Неяркие, полускрытые облаками солнечные лучи лениво дремали в развилках ветвей, но золотистые, крепкие, истекающие ароматом шишки сияли еще ярче солнца!

Да нет же, разглядел Никита – это не шишки, это маленькие гнездышки: казалось, они растут на ветвях дерева.

– Там живут души еще не рожденных людей – оми, – прошептал дзё комо. – А в дуплах обитают души не рожденных еще шаманов. Там гнездилась и твоя душа. На первый взгляд, души шаманов – все равно что птенцы перелетных птиц.

– Значит, моя душа была как бы вороненком? – тихонько хихикнул Никита.

– Она была маленьким гаки, – ласково сказал дзё комо. – Совсем маленьким. Птенчиком!

Никита не мог отвести глаз от Омиа-мони.

Пушистые пучки его длинных игл отливали то живой синевой, то чистотой изумрудной зелени, то окутывались лиловым туманом. Ветви медленно подрагивали, словно переговаривались с ветром. Многоцветные чешуйки коры мягко посверкивали, и свет плыл по стволу и ветвям.

Распушив хвосты, перелетали по ним рыжие и серые веселые белки, сновали серьезные бурундуки, отмеченные по спинкам следами пяти медвежьих когтей.

Из-за толстого сука высунулась узкая хитроватая мордочка белогрудого гималайского медвежонка. Оглядевшись, он начал ловко карабкаться вверх, будто по ступенькам поднимался, шаловливо тянул к белкам короткие лапы.

И еще множество зверушек, названия которых и не знал Никита, сновало по ветвям. И птицы сидели то здесь, то там, будто притянутые негаснущим теплом.

У подножия Омиа-мони, на ярко-зеленой траве, которой не коснулось – и, может быть, никогда не касалось и не коснется! – осеннее увядание, мирно подремывали, свернувшись клубком или безмятежно раскинувшись, тигры и медведи, рыси и кабаны. Бродили косули, изюбри, волки… Мирно было, спокойно, будто старое мудрое дерево хранило мир и покой всей тайги.

Никите тоже захотелось прилечь там, на траве, приткнувшись к мягкому и теплому звериному боку! Но в это же время он заметил неподалеку, на той же поляне, другое дерево – и насторожился.

Это была старая лиственница – сухая, с обломанной вершиной, сплошь белая из-за опутавшей ее паутины. Здесь не порхали птицы, не прыгали белки. Белое дерево, чудилось, спало непробудным сном.

– А это что такое? – испуганно выдохнул Никита.

Он не мог смотреть на это дерево без страха. Оно напоминало все самое ужасное, что ему пришлось пережить: гибель мамы, хватку ледяного щупальца болотного чудовища, бегство от харги, исчезновение Сиулиэ, безмолвие могил в тайге…

– Это мугдэкен, – едва слышно прошептал дзё комо. – Пристанище мертвых душ, которых еще не сопроводили в Буни.

– Почему такое страшное дерево здесь? – спросил Никита. – Почему оно стоит рядом с Омиа-мони?

– Потому что смерть всегда стоит рядом с жизнью, – сурово сказал дзё комо. – И надо помнить об этом, чтобы беречь жизнь и ценить ее.

Внезапно он резко отпрянул за куст, дернув за собой Никиту и домового.

На поляну вышел Вальтер.

«Вальтер!» – чуть не вскрикнул Никита, но звука не смог издать, пораженный его видом.

Вальтер еле шел – понурый, с заплетающимися ногами. Кое-где одежда его была порвана – видимо, путь по тайге дался ему нелегко. Чувствовалось, что он смертельно устал.

На плече висел расчехленный карабин. Он немножко напоминал настоящие автоматы, которые Никита видел в кино.

– Где-то здесь, – бормотал Вальтер себе под нос. – Оно должно быть где-то здесь! Я помню старинную карту! Я не мог сбиться с пути. Оно где-то здесь!

Изредка Вальтер поднимал голову и озирался. Казалось, он не замечает ни Омиа-мони, ни зверей, которые разлеглись вокруг. Наступил на лапку вольготно раскинувшемуся тигренку – и пошел себе дальше.

Малыш смешно взвизгнул, вскочил, обиженно поглядев на Вальтера, повернулся к тигрице. Она лениво встала, потянулась и собралась в комок, готовясь к прыжку…

– Вальтер! – завопил Никита, выскакивая из-за куста. – Осторожней! А ты тише! – погрозил он пальцем тигрице.

И та послушалась. Замерла, наклонила голову и легла рядом со своим малышом, исподлобья поглядывая то на Никиту, то на Вальтера.

А тот молча, растерянно моргая, таращился на Никиту.

– Вы что? – удивленно спросил Никита. – Не узнаете меня?!

– Ты как сюда попал?! – недоверчиво спросил Вальтер. – Как выбрался? Как смог вылезти из завала?!

– Ну, это долго рассказывать, – хмыкнул Никита. – Сначала мне помогла Сиулиэ… это такая волшебная девчонка, которая сидела в медвежьей лапе. Она провела меня мимо харги, помогла переправиться через реку Тунео, потом мы прошли через Буни, потом… Ой, вы знаете, я видел в Буни мамину душу! И Сиулиэ сказала, что ее возможно вернуть, и в этом поможет Омиа-мони. Я, правда, еще не слишком-то понял, как это сделать, но такое дерево, наверное, и в самом деле может творить самые невероятные чудеса!

Он протараторил все это на одном дыхании – и только потом сообразил, каким невообразимым бредом могут показаться его слова нормальному человеку.

То-то Вальтер смотрит с таким странным выражением! Глаза его все больше расширяются…

– Какое дерево? – наконец спросил он. – Ты о чем?

– Про Омиа-мони, – растерянно сказал Никита.

– А где оно? – шепотом спросил Вальтер.

– Вот, – повел рукой Никита.

Вальтер внимательно всмотрелся в том направлении, потом спросил недоверчиво:

– Так ты что, его видишь?