Читать книгу "Крысиная тропа - Василий Веденеев"

Старик сердито захлопнул книгу.

— Ты ничего не понял? И, как самонадеянный мальчишка, продолжаешь считать, что всех уже превзошел? Я сам дослужился до полковника и отдал тридцать лет сыску! И вот что тебе скажу: практически ничего не меняется, а лишь только становится все хуже и хуже! Чего ты добиваешься? Погибнешь — похоронят и забудут! Забудут сразу же после того, как выпьют на поминках и утром похмелятся. Даже в годовщину никто цветы на могилку не принесет!

— Ну, ты зря так, папа, — попробовал возразить Сергей.

Иван Сергеевич саркастически хмыкнул. Он щелкнул зажигалкой, вновь раскурил потухшую трубку и, прищурив глаз, язвительно спросил:

— Ты сам-то, Сереженька, часто ходишь на могилы погибших друзей? А? Что-то я не припомню, когда ты в последний раз собирался на кладбище. Хорошо еще, могилку мамы не забываешь… Поэтому не нужно мне арапов заправлять! Даже если ты останешься жив, то выжмут тебя, как лимон, и выкинут на жалкую пенсию. Я сам тому живой пример! Много ли меня вспоминают, сынок? Уйдешь, и никто не поинтересуется твоей судьбой, ты уже станешь не нужен системе. А коли, не приведи Господь, сделаешься инвалидом, то и подавно будешь обузой для всех, особенно для пенсионного отдела. Кому ты тогда нужен? Только близким родным? Я же знаю, ты гордый, милостыню клянчить не станешь ни у бывших начальников, ни стоя на паперти.

Сергей вспомнил, как сегодня днем, тогда Тур еще весело скакал на своих двоих и даже не подозревал, что его ждет через пятнадцать минут, они подошли к церкви и увидели нищенок. Для кого-то это одна из разновидностей преступного бизнеса, а для кого-то — последнее средство выжить. И что толку клясть время, в которое тебе пришлось жить: разве отцу было легче, разве ему досталось время лучше?

— Молчишь? — Иван Сергеевич глубоко затянулся. — То-то… Ты слышал, чтобы мне звонили из министерства, поздравляли с праздником, хотя бы с Днем милиции? А ведь когда я служил, во мне нуждались, как в рабочей лошади, вешали на мою шею сложнейшие дела: вези, раскрывай!

— Что же мне теперь, бросить все? — Сергей горестно вздохнул: возразить нечего. Но он сам выбрал себе дорогу в жизни, как и отец.

— Тебе решать, — попыхивая трубкой, буркнул старик. — Слава Богу, своя голова на плечах есть. Вот и подумай, пораскинь мозгами. Но и к мнению отца прислушайся: побереги себя!

— А ты, когда служил, себя берег?

— Когда я служил, у нас хоть идея была, а у вас?! Раскрой глаза, кому и чему ты служишь, сынок? Я не собираюсь тебе читать мораль, ты сам взрослый и все понимаешь не хуже меня. Тобой командуют люди, истинная цена которым известна.

— Скорее прейскурант. На каждую услугу, которую они готовы оказать тем, кто больше заплатит.

— Вот-вот, — подхватил отец. — Так кому и чему ты служишь? Справедливости, Закону? Это в нашем-то криминальном государстве? Ты сам сказал о прейскуранте, а значит — о продажности! В сути своей ты помогаешь одним ворам наказать других, проштрафившихся перед главарями, которые установили свои правила игры. Ты посмотри, теперь этот термин вовсю употребляют на телевидении и в прессе. Только и слышишь: «он нарушает правила игры». Во что мы играем и с кем? Кто кого быстрее оберет до нитки? Результат и так ясен: не зря же появился издевательский термин «прихватизация».

— Ты считаешь, что мной командуют воры в законе?

— По своей сути, да! Они возвели свои правила в закон, нашили лампасы и генеральские звезды и обворовывают народ и государство, создававшееся веками. Учти, я хорошо знал еще отцов многих из тех, кто теперь у кормила власти. Оттого и упомянул об их цене: если папа делал карьеру на том, что стучал на своих коллег в ведомство Лаврентия Павловича, что было равносильно убийству, то какой путь продвижения наверх выберет сын, добиваясь генеральского звания? Яблочко от яблоньки…

— Мрачно! Но не все же такие!

— Не все, согласен. О тех, кто отличается, я тебе прочел цитатку из Макиавелли еще в начале разговора. Не нравится, что я говорю о преступниках в генеральских погонах? Хорошо, тогда скажу по-другому: ты загоняешь в зону шестерок, а паханы остаются на свободе, поскольку они недосягаемы. У них деньги, положение, власть!

— Можно подумать, в твое время не было недосягаемых! Разве не существовали приказы, категорически запрещавшие сбор компрометирующей информации на определенный круг лиц? Номенклатура, как жена Цезаря, была и остается вне подозрений.

— Не стану спорить, — устало махнул рукой Иван Сергеевич. — Но раньше круг недосягаемых был не в пример уже нынешнего! А страна значительно больше! При царе, не помню точно, существовало четыре или пять сословий. Большевики объявили: есть только два класса — угнетателей и угнетаемых. Теперь эти классы превратились в бандитов и потерпевших, а последних ты, страж Закона, защитить не в состоянии. Как это ни прискорбно. Тебе не закрыть «крысиную тропу»: она слишком нужна власть имущим и жуликам, что суть одно и то же. Ты построишь им на пути стену или выставишь капканы, а они обойдут или сделают подкоп. Это своего рода контрабандный бизнес, он возникнет в ином месте и в ином виде. В конце концов ты подставишь свой лоб! Тебя дважды Бог миловал, и я очень прошу: брось заниматься этим!

Дымок легкой импортной сигареты вдруг показался Сергею таким горьким, словно он курил не табак, а траву забвения — полынь. И голова слегка кружилась от слов отца. Никогда в жизни сын не мог упрекнуть его во лжи или лицемерии: Иван Сергеевич всегда говорил правду, даже если это грозило ему серьезными неприятностями. И уж коли и папа сказал, что лучше бросить это дело…

Подняв глаза, Сергей посмотрел на портрет матери на стене. Последние лучи закатного солнца упали на него, и мама казалась живой, молодой, беззаботной и веселой. Почему, ну почему она так рано ушла?! Ведь они все любили ее, но разве дано смертным удержать на земле душу, которую уже призывал к себе Всевышний? Даже великая любовь не заставит ее задержаться.

Господи, как же все безрадостно и тяжко! И, самое главное, как поступить? В словах отца немалый здравый смысл: что сделает один человек против криминальной системы, проникшей во все поры государства и общества? Не зря же Сергей боялся верить кому бы то ни было даже на службе. Лишь Володьке Туру доверял. Но и вдвоем им не одолеть стоглавую гидру.

Потихоньку отступить, постепенно скрываясь в тени, сохранив тем самым собственные нервы и самого себя? Но не будет ли это празднованием труса, не станут ли жечь его впоследствии горький стыд и раскаяние?

Так что же должно восторжествовать? Здравый смысл или безумство храбрых? Древние не зря говорили: непроявленная доблесть постыднее проявленной трусости.

— В чем ты видишь выход, папа?

— Не знаю, сынок, — честно ответил Иван Сергеевич. — Но побереги свою голову. Мы с Клавой еще хотели бы понянчить внуков. Ладно, иди ужинай. Правда, боюсь, я испортил тебе аппетит…

Утром, придя на службу, Серов откровенно проскучал на ежедневном утреннем совещании у руководства — все знакомо до мелочей и надоело до тошноты! Отец прав — государство стало криминальным, поскольку криминальна его экономика, и от этого никуда не денешься. А выделять в криминальном государстве группу людей, обязанных бороться с криминалом, и при этом не ликвидировать порождающие его условия — нонсенс!