Читать книгу "Бить или не бить? - Игорь Кон"

Главный вопрос, который при этом обсуждается: насколько можно полагаться на корреляционные исследования? Страус и Гершофт говорят, что современная наука является не детерминистской, а пробабилистской (вероятностной). Принимаемые все большим числом стран запреты курения основаны прежде всего на статистической корреляции между курением и раком легким, составляющей в среднем 40. Средняя корреляция между телесным наказанием и физическим насилием над детьми несколько ниже – 33, а между шлепаньем и детской агрессивностью – 18. Это не так много, но статистически значимо.

Ларзелер и Баумринд (Larzelere, Baumrind, 2010) на это возражают, что «насилие над детьми» и «телесное наказание» не одно и то же. Если убрать из поведенческой статистики данные о более жестких наказаниях, чем шлепки, соответствующие статистические корреляции зачастую сходят на нет. Сравнение их с корреляциями между курением и раком легких и вовсе не выдерживает критики. Законодательное ограничение курения основывается не столько на парных корреляциях, сколько на многочисленных биомедицинских исследованиях, прослеживающих а) динамику развития рака и б) последствия курения в лабораторных условиях и в клинике. О биологических процессах, опосредующих вредное воздействие курения на легкие курильщика, как бы ни различались индивидуальные результаты, наука знает очень много. О телесных наказаниях таких данных нет, их вред доказывается лишь парными корреляциями или, в лучшем случае, временно́й последовательностью. Но «после этого» не значит «вследствие этого».

Ларзелер и Баумринд видят в исследованиях Страуса и другие методологические слабости.

Во-первых, это использование одного и того же источника (same-source bias): источником информации о примененных мерах наказания и их влиянии на ребенка является один и тот же человек, например родитель. Мать, которая рассказала интервьюеру, что она часто шлепает своего сына, в дальнейшем может пытаться оправдать это, преувеличивая агрессивность своего ребенка. Подобная склонность может искусственно завышать корреляции тех или иных воспитательных практик с отрицательными психическими свойствами, например с агрессивностью.

Во-вторых, это смешение эффективности телесного наказания с его частотой. Чем эффективнее любая дисциплинарная тактика, тем меньше потребности в ней возникает в будущем. Вопреки житейским представлениям, наиболее часто применяемое наказание является наименее эффективным, иначе его не пришлось бы повторять. Поэтому оценивать степень «вредности» того или иного наказания по частоте его употребления не следует.

В-третьих, лишь очень редкие исследования сравнивают поротых детей с непоротыми. Во многих выборках непоротых детей практически нет и быть не может. А сравнение детей только по частоте применявшихся к ним наказаний оставляет вне поля зрения все его качественные характеристики: интенсивность наказания, его связь с принятым в семье и обществе стилем воспитания и т. д.

Несмотря на их очевидный социально-педагогический (и не только) консерватизм, Ларзелер и Баумринд не защищают телесные наказания, а лишь подчеркивают, что эффективность любых наказаний можно понять только в контексте определенного стиля родительства. В этом отношении, как и во многих других, авторитетное родительство существенно превосходит авторитарное и пермиссивное. Однако негативные последствия телесного наказания проявляются лишь в тех случаях, когда дети ассоциируют его с родительской холодностью.

Для доказательства своей правоты Ларзелер провел вторичный анализ данных самого известного исследования Страуса о связи телесных наказаний и антисоциального поведения у шести-девятилетних детей (Straus, Sugarman, Giles-Sims, 1997). При этом выяснилось, что значительная часть негативного эффекта шлепанья касается и других способов наказания: трудные дети чаще заставляют родителей применять к ним все свои дисциплинарные возможности, в результате чего все методы наказания выглядят малоэффективными: «С ним просто сладу нет!»

«Дисциплинарная цель родителей должна состоять в том, чтобы как можно больше опираться на самые мягкие дисциплинарные меры, которые окажутся эффективными для поддержания соответствующего возрасту уровня кооперации. Вербальная коррекция и убеждение могут быть эффективны уже с двухлетними детьми, особенно если они применяются с пониманием и подкрепляются, в случае нужды, нефизическими последствиями. <…> Ключевой компонент научно обоснованного родительского воздействия на детей с оппозиционным вызывающим расстройством, расстройством поведения и синдромом дефицита внимания и гиперактивности (все это – термины детской психиатрии. – И.К. ) – таймаут (временное выключение ребенка из деятельности. – И.К. ). Единственный случай, когда шлепанье оказалось эффективнее других способов воздействия, – применение его к двух-шестилетнему ребенку, чтобы навязать ему таймаут, которому тот не желал подчиниться» (Larzelere, Сох, Smith, 2010).

«На первом году жизни ребенка нельзя шлепать никогда, а до полутора лет – редко, если вообще возможно. Родители должны добиться того, чтобы дети знали, что любая коррекционная дисциплина мотивирована любовью и заботой о них. Родители также не должны применять слишком суровое наказание, физическое или нефизическое. Наконец, всякое наказание нужно применять так, чтобы уменьшить потребность в нем в будущем. Все дети разные, не всякая дисциплинарная тактика одинаково хорошо сработает с каждым ребенком или с тем же ребенком в разных ситуациях» (Larzelere, Baumrind, 2010).

Защитники розги так не рассуждают.

Если упростить вопрос, можно сказать, что по мнению Страуса всякое телесное наказание приносит ребенку вред, поэтому его нужно запретить, тогда как по мнению его оппонентов эффект любого наказания зависит от целого ряда обстоятельств, поэтому однозначный запрет нежелателен.

За спорами о методологии отчасти скрываются профессиональные различия. Социологам, политологам и обществоведам позиция Страуса импонирует своей четкостью, радикальностью, соответствием требованию ООН о немедленном запрете телесных наказаний. Детские психологи, для которых это вопросы повседневной практики, настроены более скептически. В 2003 г. популярный американский психологический журнал включил статью Страуса, Шугермана и Симс в список «Двадцать статей, которые потрясли детскую психологию» (Dixon, 2003). В принципе, это был престижный перечень, включавший известных авторов, но не столько самых солидных, сколько наиболее сенсационных публикаций. Страус обиделся, воспринял это как иронию и знак нежелания американских психологов реагировать на тревожные явления общественной жизни. Однако некоторые социологи-теоретики критиковали прямолинейность теоретико-методологических позиций Страуса и раньше (Loseke, 1999).

Возвращаясь к социуму

Оценить эффективность отдельного способа наказания глобально, вне общего социализационного контекста, за которым стоит культура в широком смысле этого слова, принципиально невозможно.

Антропологические данные и сравнительные кросскультурные исследования показывают, что

а) выбор отдельно взятым родителем тех или иных наказаний всегда так или иначе соотносится с существующими на сей счет социально-культурными представлениями и нормами;