Читать книгу "Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес"

– Сдохли, наверное, а может, и в рабство угодили. Обратный путь к Валу тянется на сотни миль, да и проходит он через земли племен, которые нынче сильно не в духе… Что ж, пора к моим когортам, готовиться к походу на запад. Чем меньше у них останется времени на прощание, тем недовольней они станут своим командиром, то бишь мной.

Он повернулся, чтобы отправиться к пехотным казармам, как вдруг остановился.

– Коллега! Раз уж меня бросили на охоту за разбойниками, я был бы признателен, если бы ты не забирал одну из ранее одолженных турм вплоть до нашего возвращения. Знаешь, на лесных опушках, да еще в сумерках, кавалерийский эскадрон порой очень к месту.

Лициний подарил ему кислый взгляд.

– Подумать только, какие у тебя липкие руки: что в них попало, считай, пропало. То, понимаешь, лучников-хамианцев заграбастает, теперь моих конников отдавать не хочет… Кстати, готов побиться об заклад, что полцентурии легионеров, которые Дубн выманил у Павла, ты тоже не вернешь. Ладно, если та турма тебе так понравилась, можешь оставить ее себе. А заодно и декуриона, которого самовольно повысил в чине; пускай командует дальше. Но в обмен… – Скавр вздернул бровь, с интересом ожидая продолжения. – Сдается мне, что твой юный протеже Аквила поставил телегу впереди лошади, обрюхатив нашу докторшу, а коли так, в ближайшие дни надо ждать свадьбы. И не вздумай морочить мне голову чушью про запрет солдатам жениться до окончания службы: мы оба знаем, что чему быть, того не миновать. Короче, если хочешь еще некоторое время распоряжаться моими лошадками, проследи, чтобы меня не обошли приглашением. Не тебя же звать в посаженые отцы? А, друг мой?

– Ты уверена, что это тебе нужно? Хочешь подвергнуть своего центуриона такому риску? Чего ради, спрашивается? Разве…

Игривые слова замерли у Лициния на губах, когда Фелиция вскинула руку, останавливая трибуна.

– «Разве ребенку настолько важен отец»? Ты это хочешь сказать? Так вот, я считаю, это более чем важная причина, раз уж над нами обоими висит угроза смертной казни.

Она говорила тихо, чтобы не услышал жрец, стоявший в дальнем конце принципии[23]крепости Холм. Священнослужителя доставили из Шумной Лощины под охраной двух тунгрийских центурий, но, даже несмотря на такой эскорт, он всю дорогу с ужасом разглядывал враждебные леса и возвышенности, не скрывая своих страхов и крайнего неодобрения всего мероприятия.

Офицер-кавалерист мягко улыбнулся.

– Ты уж прости старому солдату его неуклюжие шутки… Я просто хотел сказать, что одно дело – увлечься человеком, и совсем другое – выходить за него замуж. Твой отец был мне добрым другом, и хотя к твоему жениху я питаю искреннее уважение, с моей стороны было бы непростительным упущением не указать на опасности, которым ты себя подвергаешь, связывая с ним свою судьбу.

Фелиция улыбнулась в ответ, беря в руку его ладонь.

– Гай, при всем твоем воинственном фанфаронстве ты все же ласковый внутри. Ничего, не беспокойся за меня. Я скорее проведу год с Марком, чем всю жизнь кусать локти. А потом… – Она показала на оживленную ватагу сотников на том конце плаца. – Ты когда-нибудь видел более грозных охотников вступиться за даму? Знаешь, я даже ромашек не могу нарвать для венка, чтобы рядом не маячило с десяток добровольных телохранителей. По просьбе Скавра легат Эквитий согласился перевести меня к ауксилиям, тем более что легион уже пополнился новыми медиками. Не вижу, что за опасность может подстерегать меня под крылом тунгров.

Лициний закатил глаза, бормоча себе под нос:

– Ох, не могу, ручищи загребущие… Нет-нет, моя милая, это я не про тебя. Есть тут один типчик, в друзьях у меня ходит… Да, конечно, среди прирученных варваров Скавра ты в такой же безопасности, как если бы сидела под крышей отцовского дома в Риме. К тому же, как ни крути…

Тут двустворчатые ворота распахнулись, и появился Марк, сиявший не только улыбкой, но и начищенной медью оружия, блях и ремней, подчеркивавших чистоту и опрятность свадебной туники. Он отсалютовал примипилу Фронтинию и кивнул соратникам, после чего пересек плац, чтобы встать рядом со своей невестой.

– Ты выглядишь сногсшибательно.

Фелиция терпеливо улыбнулась, опуская вуаль.

– Ты тоже, дорогой. Кстати, тебе запрещается видеть мое лицо, пока нас не объявят супругами!

Лициний расхохотался, не обращая внимания на возмущенно-обиженный взгляд со стороны жреца.

– Если на то пошло, тебя вообще полагалось бы опекать сегодня респектабельной матроне-покровительнице, заместо которой у нас отыскался лишь примипил, который сроду не улыбался, хоть ты ему мечом пригрози. Я уж не говорю про отсутствие ворожеев для ауспиций, да и самого жертвенного животного я что-то не вижу, хотя по его печени и читают знамения.

– Мы любим друг друга, трибун, и мне этого достаточно. Даже сегодня.

Кавалерист скупым кивком признал за ней победу.

– Да пребудут эти чувства с тобой как можно дольше. А действительно, как знать, ведь предстоящий поход в Германию и впрямь может снять с тебя груз опасений за будущее. Ну а теперь, коль скоро мы не становимся моложе с каждой преходящей минутой, не стоит ли начать?

Он предложил ей локоть.

– Пойдем, милая, пора отвести тебя к вон тому нахохленному жрецу. Все десять свидетелей под рукой, можно уже соединять ваши с Марком правые ладони и грызть освященный хлебец…[24]

Позже, когда обряд завершился, счастливая пара покинула принципию, пройдя под аркой из мечей – сначала только офицерских, а затем и всех ауксилиев Девятой центурии, – после чего попала под традиционный дождь из орехов, которые горстями швыряли в воздух десятки ликующих солдат. Сидя за пиршественным столом, гости на все лады обсуждали эпопею Дубна с его отрядом, когда те кинулись на север вызволять украденную Фелицию. Раскрасневшийся Юлий, который на протяжении нескольких лет был командиром верного друга жениха, погрозил своему бывшему подчиненному куриной ногой и громче обычного заорал:

– Только тебе, Дубн, могла вмятешиться в голову мысль послать в самую гущу дикарского мятежа кучку трусливых дорогостроителей! Все слабосильные как на подбор, палатку разбить не смогут! Сам тоже хорош! Еще рана на брюхе не зажила, а он опять в драку лезет! – Багроволикий сотник поднял свой кубок. – За тебя, коллега! Я салютую размеру твоих мохнатых бубенцов, но – чес-слово! – ты когда-нибудь навсегда уляжешься мордой вниз, если не научишься думать!

Будь Дубн помоложе и не столь опытен, он, наверное, ощетинился бы на такой намек в адрес собственной опрометчивости, но сейчас, успев заработать чин центуриона, лишь неторопливо отпил вина. Фелиция вполуха прислушивалась к застольному гомону, предпочитая просто радоваться, что Марк наконец-то с ней. А ее спаситель взял слово: