Читать книгу "Нацисты. Предостережение истории - Лоуренс Рис"

Подготовка к операции «Багратион» также продемонстрировала, насколько выросла Красная Армия и насколько хорошо она умела теперь скрывать от неприятеля свои истинные намерения. Хитроумные планы будущей «маскировки» были несомненны на всех уровнях: от высшего, где о целях будущей операции знали лишь немногие старшие офицеры, до низшего, на котором отдельные части и подразделения Красной Армии использовали маскировку днем и перемещались только ночью, перейдя в режим радиомолчания. На тех же участках фронта, которые располагались далеко от места будущего наступления, советские войска (в первую очередь в зоне действия 3-го Украинского фронта, к югу) постоянно находились в движении, не прячась от немецких самолетов-разведчиков, а к заданной точке перемещались ночью, вводя врага в заблуждение. Красная Армия стремилась с помощью широких мероприятий по дезинформации противника оставить его в неведении относительно грядущего наступления как относительно его места, так и относительно размера советских сил.

Тем не менее даже Красная Армия не могла полностью скрыть сосредоточение 1,4 миллиона солдат в мае – июне 1944 года для участия в операции «Багратион». Сначала немецкое командование сухопутных войск (ОКХ), опираясь на разведданные, ошибочно полагало, что Советский Союз планирует наступление в южном направлении, на Балканы; но к концу мая некоторые части группы армий «Центр» правильно начали полагать, что СССР нанесет удар именно по ним. Но Гитлер в это не верил. Он приказал армейской группировке твердо стоять и в случае наступления держать оборону вокруг ключевых Feste Plätze (укрепрайонов). В директиве от 8 марта того же года Гитлер пояснил, что эти укрепленные районы «должны будут выполнять функцию крепостей былых времен. Они воспрепятствуют овладению неприятелем участков, имеющих решающее оперативное значение. Они позволят окружить себя, таким образом удерживая максимально возможное количество сил противника и обеспечивая наилучшие условия для контратак»4.

О недовольстве военных подобными распоряжениями Гитлера группе армий «Центр» свидетельствуют слова командующего 9-й немецкой армией, генерала Йордана, написанные в июне 1944 года: «Девятая армия вот-вот вступит в еще одну величайшую битву, масштабы которой невозможно предсказать… Армия уверена, что даже в сегодняшних условиях остановить наступление противника возможно, но не в условиях нынешних директив об уходе в глухую жесткую оборону… Армия считает, что приказы о создании укрепрайонов являются особенно опасными. Вследствие этого армия готовится к предстоящему сражению с горечью, зная, что связана приказами к тактическим мерам, которые не может, по совести говоря, принять как правильные; приказами, которые в нашу победоносную кампанию в начале войны были причиной поражение нашего противника…»5

«В 1944 году мы наступали, как немцы – в 1941-м, – рассказывает Вениамин Федоров, солдат Красной Армии, участвовавший в первом этапе операции “Багратион” 22 июня 1944 года, через три года после начала войны с Германией. – Поведение немцев в их укрепленных районах было глупым… Наши массированные обстрелы и бомбардировки взломали их. В них летело огромное количество снарядов, не было слышно ничего, кроме гула снарядов и рокота канонады. Укрепления были полностью разрушены. Для немцев это была верная смерть… Они были обречены, но стояли до последнего».

Хайнц Фидлер служил в 9-й немецкой армии, которая в ходе советского наступления получила приказ удерживать Бобруйский укрепрайон. Его боевой опыт давал ему основания скептически относиться к подобным бессмысленным приказам Высшего командования: «Помню, однажды нам приказали отбить одну позицию, и лейтенант отказался идти в атаку, потому что больше половины личного состава уже погибло. Однако затем их вновь бросили в атаку, просто всех принеся в жертву. Они поднимались в атаку за атакой, пока не погиб последний солдат. И это, конечно, невозможно понять. Но то были люди из Генерального штаба: у них есть флажки, они передвигают их по карте, а затем говорят: “Вот здесь нужно отбить позицию, отбить любой ценой”».

Но каким бы печальным ни был опыт Фидлера, он не идет ни в какое сравнение с жизнью внутри осажденных укреплений: «Повсюду лежат тела – погибшие, раненые, отовсюду слышны крики. Ты забываешь о том, холодно тебе или жарко, светло на улице или темно, забываешь о голоде, о жажде. Не хочешь в туалет. Словами этого не объяснить. Колоссальное напряжение… Нас окружили, перед нами были врытые в землю русские танки так, что нам были видны только их круглые орудийные башни. Они стреляли как сумасшедшие. Их боеприпасы никак не заканчивались. А сзади (у немцев) только и было слышно: “Горючее закончилось, боеприпасов больше нет!” И так все время. Представьте себе и психологическое бремя, которое падало на плечи солдат. Я намеренно не стал жениться, потому что не хотел, чтобы моя жена стала вдовой с детьми на руках; кто захочет взять их к себе в случае нужды? А что чувствовали те бойцы, которые оставили дома жену с маленькими детьми, а теперь вынуждены были вместе со своими товарищами стоять до последнего». Хайнцу Фидлеру казалось, будто Высшее командование бросило и предало своих солдат: «Стратеги из ставки фюрера только болтать были горазды, легко командовать и казаться умным, когда ты там, вдалеке от поля боя… С другой стороны, ослушаться приказа нельзя, хоть нас и упрекают сегодня, что мы вели себя как бездушные машины, но такой системы, как немецкий вермахт, вы нигде больше не встретите. Такой армии вы больше не найдете ни в одной стране мира».

Советская 65-я армия угрожала окружить не только немецкие войска, удерживающие Бобруйск, но и другие соединения восточнее этого города. Генерал пехоты Йордан, командующий немецкой 9-й армией, в которую входила часть Хайнца Фидлера, был в ярости от глупости немецкого командования. «Штаб 9-й армии прекрасно понимает, какие катастрофические последствия навлекут на наши головы эти приказы, – пишет он в журнале боевых действий. – Горько такое признавать, но все мы видели, что в полученных приказах демонстративно игнорировались собственные настойчивые практические предложения, а за ответами на них фельдмаршала и его начальника штаба, не стоял по-настоящему волевой командир, который сделал бы все что мог. Были только необдуманные решения, которые наш долг требовал выполнять»6.

Гитлер, недовольный тем, как именно генерал Йордан дислоцировал 20-ю танковую дивизию в ходе битвы, тут же причислил его к «жалким трусам», снял с должности и назначил командовать остатками 9-й армии генерала Николауса фон Формана. Но даже смена командира не могла изменить те факты, что именно политика укрепленных районов фюрера повлекла за собой катастрофические последствия. Окруженным в Бобруйске немецким отрядам очень мешали отступавшие войска, искавшие в городе убежища и бросавшие на ходу тяжелые орудия. Наконец немцы получили разрешение отступить, оставив в городе одну дивизию с приказом стоять до последнего. «Мы получили, – вспоминает Хайнц Фидлер, – последний приказ: уничтожить все транспортные средства, пристрелить лошадей, забрать с собой как можно больше боеприпасов и провианта. Беги, спасайся – каждый сам за себя!»

Немногие из тех, кто попытался вырваться из окружения, сумели добраться до новой немецкой линии фронта к западу от Бобруйска живыми. Но большинство погибли под советскими бомбами или под пулеметным огнем пикирующей авиации или от рук солдат Красной Армии в кровавой бойне; все происходило точно так же, как в 1941 году, во время масштабных немецких окружений. «Мы пытались выбраться, но на нас обрушился настоящий град советских пуль, на поле боя царила паника, – рассказывает Хайнц Фидлер. – Вдруг я увидел одного рядового, совсем еще мальчишку, он сидел, прислонившись к березе, а из живота у него валились кишки. Он отчаянно кричал: “Пристрелите меня!”, но все пробегали мимо. Я остановился, но у меня рука не поднималась нажать на курок. В этот момент подбежал молодой лейтенант и нанес несчастному coup de grâce[20], выстрелив ему в голову. Тогда я не смог сдержать слез. Я представил, что было бы, узнай его мать, как погиб ее мальчик… А ведь она просто получит письмо из дивизиона, в котором будет написано, что ее “сын с честью пал на поле боя за Великую Германию”».