Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

– Я не очень поняла вашу аллегорию обобрушившейся башне, но мне кажется, Эраст, вы очень верно подметили главнуюособенность натуры Линда, – согласно закивала Эмилия. – Он именнопоэт зла. И ненависти. Этот человек полон ненависти, он буквально ею сочится.Если б вы только слышали, как он произносит ваше имя! Я уверена, что сведениесчетов с вами для него значит ничуть не меньше, чем этот злосчастный бриллиант.Кстати, я правильно поняла смысл выкриков доктора? Камень остался у вас?

– Хотите взглянуть?

Фандорин достал из кармана свернутый платок,вынул бриллиант, и голубоватые грани засверкали радужными огоньками, притянувлучи утреннего солнца.

– Как много света, – задумчивопроизнесла мадемуазель, чуть прищурившись от нестерпимого сияния. – Язнаю, что это за свет. За века камень загасил множество жизней, и все онитеперь светятся там, внутри. Держу пари, что за последние дни, напитавшисьновым кормом, «Орлов» засверкал еще ярче.

Она взглянула на меня – вернее, на мою макушкуи сказала:

– Простите, Атанас, вчера я была слишкомувлечена собой и даже не спросила, что с вами случилось. Откуда у вас на головеэта багровая шишка?

– Ах, вы ведь ничего не знаете! –спохватился я. – Поэтому и про Эйфелеву башню не поняли.

И я поведал ей про вчерашнее побоище наХодынском поле, завершив свой рассказ словами:

– Линд не только безжалостен, но исверхъестественно ловок. Тысячи людей погибли, а он вышел сухим из воды.

– Нет-нет, здесь не тольколовкость, – всплеснула рукой мадемуазель, и покрывало сползло с ее плеча.

Вероятно, со стороны наша троица выгляделапрестранно: Фандорин в белом галстуке, я в порванной куртке и дама, укутанная вшелковое покрывало – иного одеяния для Эмилии взять было негде.

– По-моему, доктор Линд из тех людей, ктолюбит одним выстрелом убить двух зайцев, – продолжила мадемуазель. –Когда мы бежали тем ужасным подземным ходом, он по-немецки сказал своим людям –уже после того, как вы крикнули ему про обмен: «У меня в Москве еще четыредела: бриллиант, Фандорин, принц Симон и этот иуда Карр». Таким образом, яполагаю, Эраст, что ваше предположение относительно игры в ревность неверно.Линд и в самом деле оскорблен изменой своего любовника. А что до вчерашнейкатастрофы, то вероятнее всего, она преследовала и другую цель: поквитаться смосковским генерал-губернатором. Если бы Линд хотел просто скрыться, он бывыдумал что-нибудь менее сложное и рискованное. Его ведь и самого моглирастоптать в давке.

– Вы очень умная женщина,мадемуазель, – с серьезным видом сказал Эраст Петрович. – Так выполагаете, что жизнь любителя крашеных гвоздик в опасности?

– Безусловно. Линд не из тех людей, ктоотступает или прощает. Неудачи лишь разогреют кипящую в нем ненависть. Знаете,у меня создалось ощущение, что гомосексуализму эти люди придают какое-тоособенное, почти мистическое значение. Линдовы головорезы не просто боялись илиуважали своего главаря. Мне показалось, что они в него влюблены – если здесьуместно это слово. Линд вроде султана в гареме, только вместо одалисок егоокружают воры и убийцы. Думаю, насчет мистера Карра вы были правы – для Линдаон вроде болонки или левретки, совмещение полезного с приятным. Я уверена, чтодоктор ему не спустит измены.

– Значит, Карра нужно выручать. –Фандорин положил на стол скомканную салфетку и поднялся. – Эмилия, мы отправимвас в Эрмитаж, и вы предупредите англичанина об опасности.

– Вы предлагаете мне явиться во дворецзамотанной в эту тряпку? – негодующе воскликнула мадемуазель. – Ни зачто! Лучше уж вернуться в погреб!

Эраст Петрович озадаченно потер подбородок.

– В самом деле. Я об этом не подумал.Зюкин, вы п-понимаете что-нибудь в дамских платьях, шляпках, туфлях и всёмтаком?

– Совсем немного, – признался я.

– А я и того меньше. Но делать нечего.Дадим Эмилии возможность совершить утренний т-туалет, а сами тем временемнаведаемся на Мясницкую, в магазины. Что-нибудь купим. Эмилия, вы доверитесьнашему вкусу?

Мадемуазель прижала руку к груди:

– Вам, мои дохогие господа, я довехяю вовсиом.

* * *

У Мясницких ворот мы остановились, внерешительности оглядывая вывески магазинов готового платья.

– Как вам вон тот? – показалФандорин на зеркальную витрину с надписью «Последние парижские моды». –Раз п-парижские, то, верно, хорошие?

– Я слышал, как ее императорскоевысочество говорила, что в этом сезоне мода на всё лондонское. К тому же, небудем забывать, что мадемуазель Деклик не имеет и того, без чего приличные дамыне обходятся.

– В к-каком смысле? – уставился наменя непонятливый Фандорин, и пришлось выразиться прямее:

– Нижнее белье, чулки, панталоны.

– Да-да, действительно. Вот что, Зюкин, явижу, что вы в т-таких делах человек сведущий. Командуйте.

Первая трудность возникла в обувной лавке.Глядя на штабеля коробок, я вдруг сообразил, что совершенно не представляю,какой нам нужен размер. Но здесь кстати пришлась фандоринская наблюдательность.Он показал приказчику свою ладонь и велел:

– Вот столько плюс полтора дюйма. Думаю,будет в самый раз.

– А какой прикажете фасончик? –изогнулся приказчик. – Имеем прюнелевые башмачки на каблучке в тричетверти – последний шик-с. Или вот не угодно ли атласные баретки, туфли изнабивного сатен-тюрк, кимринские юфтевые полусапожки, шоссюрки от «АльбенПико»?

Мы переглянулись.

– Давайте те, которые последнийшик, – решился Фандорин и заплатил девятнадцать рублей пятьдесят копеек.

С сиреневой коробкой в руке мы двинулисьдальше. Вид этого изящного картонного сооружения напомнил мне об иномвместилище, которого я не видел со вчерашнего вечера.

– А где шкатулка? – спросил я,внезапно забеспокоившись. – Не ровен час, влезут воры. Известно, сколько вМоскве всякой швали.

– Не б-беспокойтесь, Зюкин. Шкатулку яспрятал так, что и сыскной отдел полиции не отыщет, – успокоил он меня.