Читать книгу "Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан"

Наконец Конева соединили с Москвой. Адъютант передал маршалу трубку радиотелефона, и Конев представился официально, как всегда требовал Сталин:

— У телефона командующий 1-м Украинским фронтом.

— Говорит Сталин, — ответил Верховный главнокомандующий. — Докладывайте.

— Мое тактическое положение следующее: мои бронетанковые части находятся в двадцати трех километрах к северо-западу от Финстервальде, а пехота — на берегах Шпре… Я предлагаю немедленно повернуть мои бронетанковые части на север. — Он намеренно не упомянул Берлин.

— У Жукова, — сказал Сталин, — трудности. Он все еще пытается прорвать фронт на Зеловских высотах. Враг сопротивляется там ожесточенно… Почему бы не пропустить бронетехнику Жукова через брешь, созданную на вашем фронте, чтобы он смог ударить по Берлину оттуда? Это возможно?

— Товарищ Сталин, — быстро сказал Конев, — это займет слишком много времени и вызовет хаос. Нет необходимости перебрасывать бронетехнику с 1-го Белорусского фронта. В моем секторе складывается благоприятная ситуация. — Он решился: — У меня достаточно сил и прекрасная позиция, чтобы повернуть танковые армии на Берлин.

Конев объяснил, что он может послать свои войска к Цоссену в 25 милях южнее Берлина.

— Картой какого масштаба вы пользуетесь? — вдруг спросил Сталин.

— Один к двумстам тысячам, — ответил Конев. Последовала пауза, во время которой Сталин сверялся со своей картой, а затем он сказал:

— Вы знаете, что в Цоссене находится немецкий генеральный штаб?

Конев ответил утвердительно. Новая пауза. Наконец Сталин произнес:

— Хорошо. Я согласен. Поворачивайте ваши танки на Берлин.

Затем генералиссимус добавил, что издаст приказ о новых границах между армиями, и резко повесил трубку. Донельзя довольный Конев положил свою трубку.

* * *

Жуков узнал о наступлении Конева на Берлин от самого Сталина, и для него это был не слишком приятный разговор. Что было сказано, никто не знал, но штабные офицеры были свидетелями реакции своего командующего. Как впоследствии вспоминал этот инцидент подполковник Павел Трояновский, корреспондент военной газеты «Красная звезда»: «Наступление захлебнулось, и Сталин упрекнул в этом Жукова. Ситуация была серьезной; для упреков Сталин часто пользовался довольно крепкими выражениями. Жуков, человек с железной волей, человек, который не любил делиться славой, был чрезвычайно возбужден». Генерал Попель выразился более кратко. «Нам придется иметь дело с разъяренным львом», — сказал он своим коллегам по штабу. Лев не преминул выпустить когти. В тот же вечер несколько слов мрачного Жукова облетели все армии 1-го Белорусского фронта: «А теперь возьмите Берлин».

* * *

Замешательство захлестнуло немецкие позиции. Дефицит ощущался везде и во всем. Критическая нехватка транспорта, почти полное отсутствие топлива и забитые беженцами дороги не позволяли осуществлять крупномасштабные переброски войск. Отсутствие мобильности создавало новые проблемы: меняя позиции, частям приходилось бросать снаряжение, включая бесценную артиллерию. Линии коммуникаций были ненадежными, а кое-где вообще отсутствовали. В результате приказы устаревали, даже не достигнув цели, а иногда уже в тот момент, когда отдавались.

Хаос усугублялся, когда офицеры, прибывающие на фронт, чтобы принять командование, обнаруживали, что командовать уже нечем, так как их части захвачены в плен или уничтожены. Кое-где необстрелянные бойцы оставались без командиров и понятия не имели, где находятся и кто сражается на их флангах. Даже в ветеранских соединениях штабам приходилось переезжать так часто, что войска не знали, где находится их командный пост и как с ним связаться.

Целые подразделения попадали в плен или просто уничтожались. Другие, деморализованные, в панике бежали. Только в двух местах фронт «Вислы» оставался непоколебимым. Массированное наступление Жукова не затронуло северный сектор, где стояла 3-я танковая армия Хассо фон Мантейфеля, однако в любую минуту он ждал наступления 2-го Белорусского фронта маршала Константина Рокоссовского. И южнее пока держалась часть 9-й армии Буссе, но и на ней сказывалась общая ситуация: ее левый фланг уже начал крошиться под лавиной танков Жукова, а правый был наполовину окружен сокрушительным наступлением Конева. По правде говоря, группа армий «Висла» постепенно исчезала в хаосе и смерти — как и предсказывал Хейнрици.

Фон Мантейфель, как и Хейнрици, никогда не недооценивал русских; и он прежде много сражался с ними. Сейчас, пролетая над Одером в самолете-разведчике «шторх», он изучал врага. Войска Рокоссовского даже не пытались скрыть подготовку к наступлению. Артиллерийские и пехотные части открыто выдвигались на позиции. Фон Мантейфель только поражался наглости и самоуверенности русских. Уже несколько дней он летал взад-вперед над их позициями, а они даже не побеспокоились поднять головы. Фон Мантейфель понимал, что, когда начнется наступление, ему долго не продержаться. Он был танковым генералом без танков. Чтобы остановить напор Жукова в секторе 9-й армии, Хейнрици лишил армию фон Мантейфеля тех немногих танковых дивизий, что у него оставались. Эти дивизии были взяты из 3-го корпуса СС, стоявшего на южном краю сектора в лесах Эберсвальде. Генерал СС Феликс Штейнер, которого офицеры вермахта считали одним из лучших генералов СС, торжественно доложил фон Мантейфелю, что, хотя он потерял танки, ему были приданы другие подкрепления: «Я только что получил пять тысяч пилотов люфтваффе, причем у каждого свой маленький Железный крест на шее. Подскажите, что мне с ними делать».

«Я не сомневаюсь, — сказал фон Мантейфель своему штабу, — что на картах Гитлера есть маленький флажок с надписью «7-Я ТАНКОВАЯ ДИВ.», хотя эта дивизия явилась сюда без единого танка, грузовика, пушки и даже пулемета. У нас армия призраков».

Сейчас, глядя с самолета на подготовку русских, фон Мантейфель подумал, что главного наступления следует ожидать числа двадцатого. Он точно знал, что тогда делать: держаться до последней возможности, а потом шаг за шагом отступать на запад «с моими солдатами рука об руку, плечом к плечу». Фон Мантейфель не мог допустить, чтобы хоть один из них попал в лапы русских.

Положение 9-й армии было почти катастрофическим, однако ее командующий отступать не собирался. Для генерала Теодора Буссе отступление — если на то не было приказа — равнялось предательству, а Гитлер приказал стоять до конца. Танки Жукова, штурмовавшие Зеловские высоты, пробили брешь в северном фланге армии, и армии 1-го Белорусского фронта с головокружительной скоростью устремились на Берлин. Из-за почти полного отсутствия связи Буссе не мог оценить масштаб прорыва. Он даже не знал, смогли ли контратаки закрыть брешь в его линии фронта.

По самой точной его информации, танки Жукова были уже в 25 милях от окраин Берлина. Еще более тревожным был стремительный бросок Конева на южном фланге 9-й армии. Войска 1-го Украинского фронта уже были за Люббеном, огибали 9-ю армию и стремились на север к столице. Не отрежут ли они 9-ю армию, как группу армий Моделя в Руре, спрашивал себя Буссе. Моделю повезло лишь в одном отношении: он был окружен американцами.[48]