Читать книгу "Облава на волка - Михаил Серегин"

Потом выдохнул и снова принялся за дело.

Еще минута ушла у него на переодевание, и вот из купе вышел человек в форме конвойного. Фуражка была глубоко надвинута на лоб. В коридоре вагона трясло и качало еще сильнее, чем это ощущалось в купе, да и шум стучащих колес слышался явственнее.

Кто-то мелькнул в дальнем конце прохода – и Щукин немедленно повернул в другую сторону.

«Пожалуйста, – взмолился он всем известным ему богам. – Пошлите мне хоть немного удачи на этот час! Честное слово, больше никогда и ни о чем не буду просить! Немного удачи и все! Мне бы только уйти отсюда – уйти и никогда не возвращаться!»

Человек в другом конце коридора что-то крикнул Щукину. Николай не разобрал слов, но предположил, что его спрашивают, куда он идет. Пряча лицо в тень, Щукин крикнул в ответ что-то неразборчивое из-за стука колес и махнул рукой по направлению к туалету.

Темная фигура помаячила еще немного и исчезла.

Щукин вздохнул свободнее.

* * *

Николай остановился в тамбуре. Все двери, которые он дергал, были закрыты. Окна – зарешечены. А те, какие не были зарешечены, являли собой такую почти непроходимую преграду из толстенного пыльного стекла, что Щукин, только что вырубивший двух конвойных, немного растерялся.

Он понимал, что времени у него крайне мало. Конвойные вот-вот очнутся, и тогда начнется такой кипеж, что небо потемнеет.

Впрочем, оно и так темное – ночь на дворе. Что на руку, конечно, Щукину.

Николай пожалел, что не захватил с собой наручники – ими было бы так удобно разбить сейчас стекло. А голыми руками несподручно…

«И потом, – мелькнула в голове Щукина еще одна мысль, – поезд мчится с той скоростью, на какую он только способен. Если прыгать на такой скорости, можно сломать себе шею».

Щукин огляделся.

Стоп-кран!

«Нет, – мгновенно подумал Николай, – стоп-кран в данном случае не подойдет… Если поезд в таком экстренном порядке остановится, все вертухаи кинутся искать, что случилось. Тогда сразу и обнаружится, что эти два гаврика в отключке лежат, а я, так сказать, отсутствую… Далеко я уйти не успею…»

Тут внезапный шум в другом конце вагона спугнул мысли Николая. Его кинуло в пот.

Щукин бросился в другой вагон.

Там никого не было, но, чтобы на как можно большее расстояние оторваться от возможных преследователей, он пробежал еще два пустых вагона и остановился в очередном тамбуре.

Решив больше не рассуждать, он оглянулся.

На стенке висел огнетушитель.

– Вот им-то я стекло и раздербаню, – пробормотал Щукин.

Он снял огнетушитель со стены и размахнулся.

От быстрого бега кровь в его голове колотилась еще сильнее, чем колеса поезда. Наверное, поэтому он не услышал шаги приближающихся людей. Единственное, что успел сделать Николай – это отвернуться к окну и сложить пальцы у рта, точно курил сигаретку.

Человек в милицейской форме вошел в тамбур. И остановился, неприязненно глядя на Щукина. Николай только сейчас вспомнил, что в левой руке он все еще держит огнетушитель.

– Ты чего? – сказал человек.

– А что? – не поворачиваясь, спросил Щукин.

– Ты из какого отряда? – подозрительно сощурился вдруг человек в милицейской форме.

Больше ничего не говоря, Николай рывком развернулся и огнетушителем врезал собеседнику в переносицу.

Коротко что-то вякнув, тот повалился навзничь, еще и приложившись затылком к противоположной стене тамбура.

Отвернувшись от поверженного, Щукин снова размахнулся и изо всех сил ударил огнетушителем в стекло. Треснув, оно со звоном разлетелось на куски.

– Свобода! – радостно выдохнул Щукин.

Но на этом происшествия не закончились – дверь, через которую вошел человек, сейчас неподвижно лежащий у стены, снова открылась, и в тамбуре появилась девушка, понурившая голову. Щукин заметил на руках у нее наручники, а когда она подняла голову, он с величайшим изумлением узнал в ней Лилю.

– Ты откуда? – только и смог спросить Щукин.

Она не успела ответить, инстинктивно оглядываясь.

Николай понял все без слов.

«Два вертухая, – мелькнуло у него в голове, – они ее в сортир вели. Один впереди, другой сзади. Одного я грохнул, а второй… Но как Лиля оказалась в этом поезде? Зачем ее везут в Москву?»

– Что здесь случилось? – строго проговорил, глядя на Лилю, второй конвойный, ступая в тесный тамбур. – Почему шум?

Взгляд его наткнулся на тело товарища – конвойный раскрыл рот и потянулся к кобуре у себя на боку. Струя свежего воздуха из разбитого окна ударила ему в лицо. Он повернулся и в короткий отрезок времени успел заметить красный корпус огнетушителя, летящий ему в глаза.

– Мама… – тихо проговорил конвойный.

Больше ничего сказать и сделать он не успел – рухнул ничком на тело своего коллеги.

– Как ты здесь оказался? – задала Лиля Николаю тот самый вопрос, который он только что задал ей.

Но Щукин понимал, что сейчас не время для игры в вопросы и ответы. Схватив ее за цепь наручников, он подтолкнул девушку к окну.

– Давай! – прошипел он.

– Ты что? – воскликнула она. – Я же разобьюсь!

– Ну и черт с тобой, – злобно откликнулся Щукин. – Хочешь в тюряге сидеть всю оставшуюся жизнь?

– Ме… меня не посадят… – растерянно проговорила Лиля, оглядываясь на бесчувственные тела своих конвоиров. – Я же помогаю органам, они…

– Тогда какого хрена ты тут в наручниках?

Лиля не нашлась, что ответить.

– Я запуталась… – только и проговорила она тихо.

Николай с поразительной ясностью ощутил, что медлить больше нельзя ни секунды. Хорошо бы, конечно, забрать отсюда Лилю, но если она сама не протиснется в это разбитое окошко, то толкать ее туда насильно – слишком долгий и тяжелый труд.

А если она, чего доброго, заорет?

– Короче, пойдешь со мной или нет? – коротко и зло спросил Щукин.

Поколебавшись еще секунду, она шагнула к окошку – и через полминуты ее испуганный крик взвился и затих, заглушенный стуком колес.

«Хоть бы она себе ничего не сломала, – мелькнула еще у Щукина мысль, – тащить ее тогда на себе…»

И он втиснулся в окошко, сразу же захлебнувшись от хлестнувшего его по лицу холодного ветра.

А через две секунды никакого Щукина в этом поезде не было.

* * *

Лиля сломала ногу при падении с поезда – то есть случилось то, чего Щукин и опасался. Впрочем, он был счастлив от того, что сам отделался лишь несколькими синяками, но зато был свободен.