Читать книгу "Террор Бешеного - Виктор Доценко"

- Да глаза твои какие-то беспокойные.

- Тебе показалось, - сказал Савелий и подумал, что с близкими людьми нужно повнимательнее контролировать свои эмоции: вмиг почувствуют.

- Знаешь, милый, не финти. Не хочешь рассказывать, так и скажи!

- Ладно, признаюсь: все равно узнала бы при прощании, - нашелся он, завтра я уезжаю.

- Далеко?

- В Нью-Йорк.

- К Розочке?

- К ней.

- Надолго?

- Как получится.

- Все вы меня бросаете: сначала Андрюшка внезапно исчез, теперь ты. - У нее вдруг появилась слеза.

- Как это - исчез? Он же на задании.

- Ты-то хоть мне лапшу не вешай: достаточно и Богомолова.

- О чем ты, Лана?

- Я, милый, не такая дура, чтобы не сложить два и два.

- Не понимаю.

- Андрюша улетает в командировку в Омск, обещает звонить хотя бы через день, позвонил только один раз, на следующий день после отъезда. - Она загнула один палец. - Проходит несколько дней: ни одного звонка, звоню сама, помощник Богомолова отвечает, что не в курсе, обещает выяснить и перезвонить. Проходят еще два дня, звонит сам Богомолов и этаким бодреньким тоном пытается заверить меня, что Андрюша выполняет какое-то там спецзадание. - Лана загибает еще два пальца. - Это надо же, генерал знает, даже сам звонит, в кои-то веки, а его помощник ни ухом ни рылом! А тут еще ты заявляешься, глазки прячешь... Хоть бы город какой другой придумал, для своего якобы "отдыха", а то Омск...

Чертыхнувшись про себя и ругая себя последними словами, Савелий виновато опустил голову.

- Что, так все плохо, Савушка, что ты приехал утешать меня? - чуть не шепотом спросила Лана. - Что с Андрюшей?

- Ты прости меня, Ланочка.

- Что с Андрюшей? - повторила она.

- Да жив твой Андрюша! Жив и здоров!

- Ты сам-то веришь тому, что сказал? Только не щади меня, Савушка. Ты же знаешь: я сильная и все выдержу. Только правду мне скажи.

- Да жив он, жив! - воскликнул он и тут же наткнулся на ее взгляд, полный укора и недоверия. - Я так и знал, что ты мне не поверишь! - вздохнул Савелий, вытащил из кармана письмо Воронова и протянул Лане.

Она медленно раскрыла листок, внимательно и долго читала, перечитывая его несколько раз, потом подняла глаза и тихо спросила:

- Ты уверен, что он сам писал это письмо?

- Ты что, забыла его почерк?

- Я не об этом: почерк его, это точно, а вот слова не его... будто он под диктовку писал.

- Именно поэтому я и лечу в Америку, чтобы во всем разобраться.

- Ты спасешь его, Савушка? - прошептали ее губы, и на глаза вновь навернулись слезы.

- Да, - кивнул Савелий.

- Ты спасешь его, Савушка?! - громко воскликнула она и повторила едва ли не в крик, вцепившись ему в грудь: - Ты спасешь его, Савушка?!

- Ланочка, милая, я спасу его! - твердо ответил Савелий.

- Я верю. - Она вдруг обняла его и тихо добавила: - Только прошу тебя: останься в живых! Ты же знаешь, что у меня никого нет, кроме сына, Андрюши и тебя. Вы для меня самые дорогие на всем белом свете, - проговорила и горько расплакалась.

Савелий молчал и ласково гладил ее по голове.

- Ладно, прости мои бабьи слезы! - Она резко отстранилась. - Пойдем чай пить...

Савелий вернулся от Ланы в еще большем смятении, чем до встречи с ней. Своей чисто женской интуицией она косвенно подтвердила то, о чем говорил Богомолов, и то, что гнал от себя прочь Савелий. И конечно, совсем глупо было скрывать от нее, что Андрею угрожает опасность. Савелий не раз убеждался в том, что близкие люди, любящие друг друга, начинают чувствовать, как обычно чувствуют друг друга близнецы: грозящую другому опасность, болезнь.

Побывав на Втором космическом Сходе, где Учитель заверил его, что Космос берет на себя заботу и о его близких, Савелий был уверен, что непосредственно жизни Воронова ничто не угрожает, однако если прав Богомолов, то опасность, настигшая его брата, не менее серьезна, чем смерть. И потому он должен как можно скорее попасть в Нью-Йорк, чтобы прийти к нему на помощь. С мыслями об этом Савелий и заснул.

Тем не менее во сне к нему явился не Андрей Воронов, а Розочка: почти в деталях повторился ранее виденный сон. Почему-то Савелию пришло в голову, что идиллия, которую он сейчас, во сне, наблюдает, очень походит на картину великого Рафаэля - "Madonna della Sedia": в старинном роскошном кресле сидит Розочка и, нежно обняв упитанного мальчугана, прижимает его к своей груди. Савелия эта сцена настолько поразила, что он даже хотел спросить, что это за мальчуган, но в этот момент заметил, что и Розочка, и младенец смотрят на него с укором и тревогой.

- Почему ты так на меня смотришь? - спросил Савелий.

- А разве ты не понимаешь? - с грустью ответила Розочка.

- Что я должен понять? - удивился он.

- Боже, какой же ты у меня глупенький, - ласково сказала она и вдруг заразительно рассмеялась.

- Как же я соскучился по тебе!

- Так почему же не приезжаешь?

- Я приеду. Приеду очень скоро.

- Савушка, родной мой, будь осторожен! - неожиданно воскликнула она с болью в голосе.

- О чем ты?

- Будь осторожен! - повторила она, и ее изображение, как и образ ребенка на ее руках, стало таять на глазах, однако ее голос продолжал и продолжал повторять, даже тогда, когда они совсем исчезли из виду: - Будь осторожен, родной! Будь осторожен, родной!..

И после этих слов, буквально на несколько мгновений, во сне появился Воронов. Он стоял в каком-то темном помещении в икс-образной позе: ноги расставлены, руки подняты кверху, голова бессильно опущена на грудь. Его руки и ноги были закованы в цепи. Андрей поднял голову и тихо попросил:

- Братишка, спаси меня!

- Кто тебя заковал в цепи?

- Спаси меня! - повторил он.

- От кого?

- От меня самого!

- От с е б я? О чем ты говоришь?! - удивленно воскликнул Савелий, но ответа не получил: Андрей растворился точно так же, как и Розочка.

Савелий хотел крикнуть что-то ему вдогонку, но его окутала тьма, и он забылся...

Видимо, психологические переживания Савелия были настолько сильны, что он едва не проспал звонок Воронова: лишь на четвертую трель телефона его глаза открылись, и буквально через мгновение рука схватила трубку.

- Слушаю, - как можно спокойнее произнес Савелий.

- Савелий, это я, твой брат, - раздался бесстрастно-механический голос Воронова: ничего не изменилось с момента последнего разговора.