Читать книгу "Боги слепнут - Марианна Алферова"

– Д-х-х… – сообщила в ответ тряпка, шлёпнув руками-лоскутьями по полу.

Что означало «да».

Теперь странный друг все меньше напоминал Марку чёрную тряпку, все больше– какой-то неведомый цветок, в свёрнутых лепестках которого порой угадывалось человеческое лицо.

– Как же жить без гения? Как узнать, правильно ли ты поступаешь? Да и зачем жить? Гений знал. А знаю ли я? Сам-то ты, верно, в прошлом гений.

– Н.-.т, – возмутилась тряпка.

– Нет? Ну ладно, пускай не гений. Может, бог?

– Н…т, – тут же был прерван Проб.

– Ладно, не будем гадать. Но я могу на тебя положиться?

– Д… – прозвучало уверенно.

– Я вижу кругом беззаконие и подлость, и не знаю, что делать. Ты можешь посоветовать?

– Н…т, – раздалось в ответ.

– И ты не знаешь, – вздохнул Проб. – А кто знает? Элий был бы здесь, может быть сказал. Хотя вряд ли. Элий – странный человек. Может, с Курцием поговорить?

– Д… – согласилась тряпка.

Из магазинчика канцелярии, что находился на первом этаже, тряпкой были украдены бумага и стило. И Проб сел сочинять послание Курцию. Не сразу и получилось. Надо было написать так, чтобы префект римских вигилов понял, от кого послание, но при этом перехваченное письмо не должно было послужить уликой. Наконец что-то получилось. Писульку Проб свернул вчетверо, запечатал в конвертик и отдал лоскутку-посланнику. Тот ушёл. Вернее, уполз. И ползал два дня. Вернулся на третий. И не один. С Курцием.

Центурион вигилов уселся на самодельное ложе беглеца и долго смотрел на изуродованное лицо Проба: синяки на его лице приобрели жёлтый и зеленоватый оттенок. На губе ещё не зажили ссадины, а провал на месте передних зубов пугал своею мёртвой чернотою. Курций принёс бутылку вина, разлил по чашам. Они выпили. После этого Проб начал свой рассказ. Выслушав, Курций долго молчал.

Потом сказал наконец:

– Тебе надо уехать. В Лондиний. Но не сразу. Сначала поможешь мне. Надо постеречь одного очень ценного человека.

– Кто он?

– Свидетель. Котт.

– Слуга Элия?

– Он самый.

– Мы победим?

– Вряд ли. Но мы должны сражаться.

Котт открыл глаза. Над ним висел огромный чёрный цветок. Он парил в воздухе и слегка шевелил чёрными атласными лепестками. Несомненно – цветок был живой. Где-то в его середине среди чёрных бархатистых тычинок прятались две блестящих бусины глаз.

Котт сел на постели.

– Кто ты?

Цветок немного подался вверх. Теперь Котт заметил, что цветок висит на тонкой, как паутина, нитке. Только нитка эта чёрного цвета. В спальню из открытого окна дул лёгкий утренний ветерок, слегка колебались занавески, и чёрная нитка тоже слегка колебалась.

Цветок медленно поворачивался, продолжая следить за Коттом. Этот чёрный его стережёт. Попытается удрать – задушит, обездвижит. Неужели кто-то в Риме пытается тягаться с Бенитом? После смерти Макция Проба и убийства Помпония Секунда вряд ли кому-то удастся его свалить.

Элий попробовал и не сумел. Значит – никто уже не сумеет.

Глава 10Августовские игры 1977 года (продолжение)

«Дайте мне несколько лет, и я сделаю то, что не сделали императоры за целое тысячелетие. Рим станет единой корпорацией, где все будут помогать друг другу: банкиры, рабочие, солдаты и писатели, – пообещал диктатор Бенит. Так дадим ему шанс сделать нас счастливыми».

«Вступайте в общество „Радость“, если хотите, чтобы вы и ваши дети отдохнули летом на море. Члены общества получают бесплатные тессеры в театры, бесплатный пропуск на стадион. К тому же каждая тессера участвует в розыгрыше призов».

«Акта диурна», 15-й день до Календ сентября[96]

Курций десятый день сказывался больным. Исполнители требовали от него присяги Бениту на верность. Курций делал все, чтобы присягу не дать. Схватка не равна, силы не равны. И Бенит победит. Но Курций должен продержаться как можно дольше. Курций верил в то, что время как-то может сыграть ему на руку. Он не задумывался, насколько Бенит сильнее его. Просто сильнее, и все. Однако и у Курция были союзники. Фабия прятала его на своей вилле. Марк Габиний дал денег. Гимп помогал готовить документы для суда. Каждая минута приближала Курция, нет, не к победе, но к чему-то более важному, чем победа. Выстоять эту минуту, выиграть эту минуту. Радостно было думать, что каждую минуту он выигрывал у Бенита. Отбил в схватке, как драгоценный бриллиант. И каждая эта выигранная минута была победой.

Наконец все было готово.

Курций явился к судье и положил перед ним пухлую папку с обвинительным заключением. Курций и сам не ожидал, что доживёт до этой минуты. Однако дожил.

– Мне удалось раскрыть одно очень старое дело об изнасиловании, – заявил Курций небрежно.

И старик Марк Виттелий бледными восковыми пальцами открыл папку, как ворота Двуликого Януса, и прочёл первые две страницы. А когда прочёл, лицо старика сделалось уже не бледным, а зелёным, как недозрелый виноград.

– И ты можешь это доказать?

– Разумеется.

– И у тебя есть свидетель?

– Есть.

– Он придёт в суд?

– Придёт.

– И улики?

– И улики.

– Может быть, забудем?.. – Марк Виттелий подтолкнул папку к Курцию. – Я не видел, ты – не приносил.

– Нет, я принёс. – Курций толкнул папку обратно.

– Зачем? – выдохнул Виттелий. Глаза его совершенно остекленели от страха.

– Ради Рима.

– Рим, – прошептал Виттелий, будто пытался вспомнить, что означает это слово. – Ну хорошо, я пошлю ему повестку.

Слишком легко уступил. Курций ожидал более серьёзного сопротивления.

– У меня есть все копии документов, – сказал на всякий случай.

Виттелий вновь окинул его сонным взглядом.

– Не сомневаюсь, юноша.

Курций, возвращаясь назад в дом Фабии, постоянно оглядывался, переходил с одной стороны улицы на другую и возвращался назад, петлял, заглядывал в магазинчики и таверны. Его скрутили возле цветочного магазина. Сунули в лицо постановление об аресте, на котором ещё не высохли чернила. Его обвиняли в оскорблении Величия императора.

– При чем здесь император? Разве в папке было хоть слово об императоре?

Ему не ответили, защёлкнули на запястьях наручники и швырнули в чёрную машину с решётками на окнах.