Читать книгу "Зло именем твоим - Александр Афанасьев"

Кок — его звали Гариб — ходил с ними уже больше года, по его рекомендации троих заменили, на их место взяли новых. Никого из тех троих не убили — убийство могло привлечь внимание и к судну, и вообще к происходящему. Их просто уволили. Списали на берег…

Но Гариб кое в ком ошибся. В человеке, которого звали Хамза Нуман и который был ни много ни мало — капитаном судна.

Человек по имени Хамза Нуман был шиитом, родившимся в шиитской семье, и поэтому он подходил на роль капитана. Человек по имени Хамза Нуман потерял сына во время израильской бомбежки Ливана в шестом году — и поэтому он вдвойне подходил на роль капитана. Наконец, Хамза Нуман был отличным капитаном, имеющим допуск даже на танкеры (на танкеры капитанов с именем Хамза теперь не пускали), — и поэтому нельзя было желать лучшего капитана для «Яркой звезды», чем Хамза Нуман.

И никто так и не понял — пока не стало поздно — какую ошибку они сделали.

Сын Хамзы Нумана Абдул погиб во время израильской бомбежки Бейрута, и погиб не просто потому, что оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Он погиб потому, что поверил шейху Ахмеду Ясину, взял в руки оружие и вступил в ХАМАС, чтобы убивать израильтян. Машина с вооруженными боевиками в кузове попалась на глаза возвращающемуся с бомбежки израильскому пилоту, он уже израсходовал все бомбы, какие у него имелись — но у него была пушка с полным боекомплектом. Израильский пилот увидел машину, а в машине людей с «АК», а так как у него в прошлом году разорвало «Кассамом» дальнего родственника — к людям с автоматами «АК» израильский пилот испытывал весьма недобрые чувства. Не сообщив руководителю полетов о том, что он собирается делать, пилот вошел в пологое пикирование, поймал в прицел несущуюся по дороге машину, нажал на мгновение спуск — и Абдула хоронили в закрытом гробу, потому что снаряды с израильской авиапушки разорвали его пополам.

Хамза Нуман после этого должен был возненавидеть израильтян. Вместо этого он возненавидел ХАМАС.

Так получилось, что Абдул был их единственным с Забибой сыном — Аллах не дал им больше, после первенца им сказали, что Забиба больше не сможет рожать. Трудно представить, что испытывает отец по отношению к своему единственному сыну, особенно если у соседей их по трое-четверо. Хамза Нуман делал все, чтобы дать сыну нормальное образование, он скопил-таки деньги и отдал сына в американский университет в Бейруте, он хотел, чтобы его сын стал врачом и лечил людей. Так получилось, что к сыну, когда тот был еще на втором курсе, пришли и сказали, что его друг, с которым он играл на тесных бейрутских улочках, лежит без сознания, он пытался перебраться в Израиль через пограничную зону и попал под пулеметную очередь. Абдул пошел — в конце концов, он был врачом и должен был лечить всех, кто к нему обратится, террорист он или нет, — и отец не запретил ему идти, хотя потом проклинал себя за это. Друга он вылечил, хотя друг остался без трех пальцев на руке, и рука сама больше не сгибалась. Потом к нему пришли еще раз — и он снова пошел лечить, уже не друга детства, а просто человека, тоже боевика. Потом, примерно через год, сын пришел к отцу и сказал, что он решил стать террористом — вступить в ХАМАС и идти по пути джихада. Что он не может смотреть на страдания палестинского народа и должен сделать все, чтобы государства Израиль больше не существовало. Так человек, которому Аллах дал профессию лечить людей, благодаря подлым словам лживых и коварных людей (каких людей? Нелюдей!), — перестал лечить и стал убивать людей. Потом — убили и его самого.

Хамза Нуман выслушал соболезнования. Соболезнования от людей, у которых благообразные лица и руки по локоть в крови, которые сказали ему, что сын его Абдул стал шахидом на пути Аллаха и пребывает в высшем обществе, а он, Хамза, должен гордиться тем, что его единственный сын искупил грехи собственной кровью. Хамза не спросил у этих людей — почему его единственный сын должен был искупить собственной кровью ИХ грехи. Вместо этого он быстро поседел, замкнулся — и стал ненавидеть.

Потом ушла Забиба. Она и так болела, но смерти своего единственного сына не выдержала. Так Хамза остался один.

Это был самый обычный рейс, Доха — Кейптаун, на борту было, судя по коносаментам, какое-то оборудование, вероятно, горнопроходческое. Как оно оказалось здесь, на полуострове — было непонятно, да никто и не спрашивал. Открыли несколько контейнеров, сверили реальное содержимое с задекларированным — и плывите с миром.

Хамза понял, что что-то не так, когда на борт стала подниматься охрана. Сейчас — в таком неспокойном месте, как Персидский залив, Красное море, даже Средиземное море — никто не плавает без охраны, слишком много стало людей, не нашедших себя на берегу и выходящих в море на разбой, слишком много за последнее время. Хамза привык к тому, что владелец судна — кстати, весьма щедрый господин, да пребудет с ним благословение Аллаха — никогда не скупится на безопасность, хотя видит Аллах, грузы они возили самые безобидные. Но сейчас, когда он увидел поднимающихся по сходням «специалистов по безопасности» и пересчитал их — он едва не утратил дар речи.

Хорошо, что старший охраны был тот же самый — высокий по местным меркам, с аккуратными усиками турок по имени Абдул, его звали так же, как и сына капитана, по какой-то странной прихоти судьбы (или насмешке Аллаха). Он и в самом деле был турком — военнослужащий турецкой армии, правоверный мусульманин, он вынужден был бежать из страны после того, как к власти пришли генералы и начали проводить чистку армии от неблагонадежных и подозрительных элементов.[83]Раньше к таким относились коммунисты и сочувствующие коммунизму, сейчас — исламисты и сочувствующие их делу. До этого он служил в горнострелковых частях, боролся с курдами — а после того как ему пришлось бежать из страны, ему предложили заниматься тем же самым, только в другой стране. Здесь же он нашел единомышленников — таких же исламских экстремистов, как и он сам.

Но в отличие от тех, кто был обречен на смерть, он сам и несколько его единомышленников планировали уцелеть.

Для этого у них на борту были гидрокостюмы. Как только нужное судно будет взято на абордаж — они планировали прыгнуть в воду, пройти под водой несколько километров и таким образом уйти. В нужном месте на берегу их ждали сообщники, с грузовиком, с формой американских военнослужащих, с поддельными документами. Шансы уйти живыми были примерно пятьдесят на пятьдесят, турок сам был опытным военным и умел трезво прикидывать возможности, американцы тоже не пальцем деланные — но он сам и костяк его команды отнюдь не собирались быть смертниками…

Когда они взошли на палубу и разместились там, где это планировалось — собрали экипаж. Он был совсем небольшим для такого судна — двадцать два человека, в основном все было автоматизировано. Один из членов экипажа — кок — выступил перед экипажем.