Читать книгу "Год колючей проволоки - Александр Афанасьев"

И здесь товарищу Сердюкову не повезло с референтами. Судя по тому, как выглядит сейчас подготовка американской армии, — ее им ставили офицеры вермахта, которые первыми внедрили эту систему подготовки и с ней дошли до Волги и Москвы. В Пруссии, а потом и в Германии не было военных училищ как таковых. Были курсы. На каждом курсе учили чему-то своему — где водить машину, где организовывать противотанковую оборону и лично поражать цели из противотанковой пушки, где-то вести бой в городе. Не было училищ, которые образовывают от и до и выпускают готового офицера с соответствующей военно-учетной специальностью. В каждом полку и дивизии вермахта существовал список курсов, которые должен окончить тот или иной военнослужащий для присвоения очередного звания или назначения на какую-то должность. Совершенно необязательно было проходить эти курсы враз — их проходили постепенно, часто даже не отрываясь от повседневной службы. Например, для того чтобы научиться водить машину, совершенно необязательно куда-то ехать — нужно просто несколько машин в части и несколько внештатных инструкторов, которые сами умеют водить машину.

В армии США сейчас внедрена точно такая же система — на каждой базе существует учебный центр, специализирующийся на чем-то одном. Например, на базе амфибийных сил в Коронадо готовят боевых пловцов для флота, но еще и преподают курс легких водолазов — разведчиков для армии, который в принципе может окончить любой желающий, завизировав рапорт у командира и сдав физические тесты. Нет, есть, конечно, и общеподготовительные центры — такие, как Пэрис Айленд для морской пехоты, но там обучение длится месяцами, а не годами, как у нас. И потом морской пехотинец добирает необходимые курсы. А в каждом экспедиционном корпусе морской пехоты командование формирует особые роты и взводы — например, взвод боевых пловцов, взвод глубинной разведки, обученный затяжным прыжкам с парашютом, взвод по борьбе с терроризмом, прошедший курс подготовки у специалистов по антитеррору ФБР. Таким образом, в руках командующего американским экспедиционным корпусом морской пехоты находится универсальное подразделение, в котором найдутся люди и команды, способные выполнить любую возможную и невозможную задачу.

Увы… мсье Сердюков, разогнав военные училища, предложил взамен только их ухудшенные аналоги, разгромил учебную базу, разогнал преподавателей — и на этом успокоился.

Как бы то ни было — на сержантском уровне сержант Юрьев был подготовлен неплохо, даже более чем неплохо. Но почему-то в учебке никто не научил его, что отвечать на вопрос старшего по званию «И чо?».

— Ну, я это… служить приехал, — не менее глупо сказал он.

Чуть потянул носом воздух — перегара не почувствовал. Видимо, этот майор и трезвый такой, что же бывает, когда он пьяный…

— Вижу. Тут все служить приехали.

Майор странно шмыгнул носом.

— Ты в какой бригаде?

— В одиннадцатой.

— А служить где?

— В Ташкенте, сказали.

Майор расхохотался — неожиданно заливисто, весело.

— Ну, ты, мил-человек, дал. В Ташкенте… — И мгновенно посерьезнев лицом и понизив голос, спросил: — Есть?

Увы… типичный вопрос. Одиннадцатая бригада стояла по всему Узбекистану, осуществляла миротворческие функции, боролась с бандами и поддерживала штаны местной армии и милиции, из которой что ни день, так если не дезертир — то беглец. Самые «теплые» места были в Ташкенте, тут были и казармы нормальные, и девочки, да и вообще — миллионный, вроде как цивилизованный город. Но естественно — не бесплатно.

— То есть, товарищ майор?

Майор махнул рукой.

— То и есть. На, держи бумаги свои. Как только подойдет кто — я тебе маякну.

— Есть. А когда… подойдет?

— Скоро подойдет. Скоро. Без места службы не останешься.

«Подошли», когда новоиспеченный сержант Российской армии уже устал сидеть и смотреть. Здесь и в самом деле были жесткие стулья, какие обычно бывали в школах, — вот он и сидел на них напротив кабинета, а никто не обращал на него никакого внимания. Его поразило, что все что-то тащили — почти половина из числа прошедших мимо него что-то тащили либо из кабинета, либо в кабинет, что — он не мог понять. В одном случае точно — ковер, а что в сумках?

Непонятно…

Когда терпение его лопнуло и он решился-таки опять зайти в кабинет к майору, сказавшему «И чо?» — из кабинета майора вышел офицер, который зашел туда раньше. Юрьев как раз поднимался, офицер с капитанскими погонами мгновенно оглядел коридор и шагнул к нему. Капитанские погоны на едва ли не сорокалетнем мужике значили много — обычно они были или на совсем плохих офицерах, или на совсем хороших, которых нельзя уволить, потому что кому-то надо и службу служить, но кто не выслуживался, не лебезил, не заносил и имел отвратительную привычку говорить начальству в лицо неприятную правду. Этот, судя по всему, относился ко второй категории — неопределенного цвета, застывшие глаза и плавные, но точные движения, выдающие человека, не год и не два помотавшегося по горячим точкам.

— Юрьев?

— Так точно.

— Капитан Белый. Одиннадцатая мотострелковая?

— Так точно. — Юрьев протянул предписание, капитан небрежно сложил его и сунул в карман, даже не посмотрев.

— Вещи твои все здесь?

— Так точно.

— За мной.

На заводской стоянке, огороженной железобетонными блоками и колючей проволокой, их ждал новенький трехосный «Медведь», машина, устойчивая к взрывам и теоретически держащая «по кругу» 12,7, как на практике было — сержант не знал. Их учили на стареньких восьмидесятках, там личный состав почти всегда передвигался не под броней, а на ней, потому что с боков мог пробить даже пулемет. Здесь же можно было ездить и под броней — высокая, крепкая, совсем как американская машина с противогранатными решетками со всех сторон и башенкой от БТР-82 на крыше.

У машины стоял часовой — похвальная предосторожность, не все офицеры выставляют часового на своей территории, а между тем магнитную мину могут прилепить где угодно, только зазевайся. Часовой был совершенно колоритным типом — здоровяк, голый по пояс (удивительно при не такой уж и жаркой погоде), на голове вместо уставного головного убора черная бандана с пиратским флагом, в руках пулемет «Печенег», длинная лента идет назад, за плечо и скрывается в рюкзаке — получается, это две сцепленные ленты на двести пятьдесят — пятьсот патронов, готовых к немедленному применению. На носу у здоровилы были противосолнечные очки, на теле — татуировки, не уголовные, а скорее «понтовые», типа терминатора с пистолетом. Как минимум две свастики.

— Зиг хайль! — поприветствовал своего командира здоровяк, вскинув руку в фашистском приветствии.

— Наряд вне очереди, — констатировал беззлобно командир, — готовишь сегодня ты.

— А жрать будете? — не обиделся здоровяк.