Читать книгу "Е.Н. Отт и Ехидна - Галина Дмитриевна Гончарова"

что угодно. Но болела ушибленная спина, болела голова, а потому дело пришлось решать миром, то есть распиской, которую он тут же и подписал, прямо на капоте. И понимал, что опять попал на деньги.

Какой же сегодня неудачный получился день!

Ну почему?!

Вот почему Борис Михайлович не мог немного подождать? Сеня бы всё сделал, предоставил бы ему результаты анализов… точно! Это Сонька во всем виновата! А кто ж ещё?

Вот если бы она не была такой козой, Сеня бы давно предоставил правильные результаты, а может, уже бы и на Илонке женился. А эта сволочь начала права качать, чего-то требовать… да какая ей разница, кто там и кем её считать будет? Если она сама осталась где-то на уровне серой человеческой плесени?

А ведь Сеня ей такое благодеяние оказал! Замуж взял, в одну постель ложился!

А она?

Точно, это Сонька во всём виновата!

Ну, погоди ж ты у меня, зараза!

– Илона, любимая, нам надо поговорить!

– Симон, прости, но папа запретил нам встречаться.

– Илоночка, любимая, ну что за дикое Средневековье?! Ты же понимаешь, мы любим друг друга, мы можем быть счастливы…

– О, Симон, я тоже так думала! Но против папы я не пойду!

Любовь Николаевна, которая присутствовала при этом разговоре, только глаза закатила.

Конечно, не пойдёшь! Ты же не полная идиотка и прекрасно понимаешь, с какой стороны твой хлебушек намазан маслом! И икорочку на него тоже положить хочется…

Конечно, её Сенечка стоит самых больших рисков, но… зачем ему дура без денег? С одной-то не разберёмся никак! Взяли Соньку из нищеты, благодеяние оказали, а она…

Дрянь!

Впрочем, мысли совершенно не мешали женщине прислушиваться к разговору.

– Илона, любимая, мы можем пожениться и уехать ненадолго… я уверен, твой отец нас простит.

– Нет, Симон. Вчера, когда папа вернулся, он устроил такой скандал… я тебе верю, но он сказал, что ты меня обманывал.

– Никогда, любимая!

– И что эта дрянь первая родила тебе ребёночка!

– Я уверен, что это просто ошибка. Или кто-то решил меня подставить перед твоим отцом…

Шито было белыми нитками, но для Илоны – в самый раз, тут главное романтизЬму побольше, ну и происки врагов, и коварство бывших…

Это в каждом сериале показано и в каждом романе описано! Значит – чистая правда!

– О, Симон! Я тебе верю, но папа сказал, если я решу продолжать с тобой отношения, он лишит меня всего.

– Илона, любимая, я тебя готов принять и в одной рубашке. И даже без неё, как леди Годиву.

– Кого?! У тебя ещё кто-то был?

Сеня понял, что переборщил с примерами, и постарался сгладить впечатление.

– Что ты, любимая! Леди Годива – это средневековая королева. Но ты, конечно, красивее…

– А-а… Сеня, я понимаю, но папа сказал всё – значит, всё.

– Илона, любимая…

– Симон, или ты представишь доказательства, или мы никак не сможем быть вместе, ты же понимаешь!

– Да, Илона.

– Я и так… ты не представляешь, как мне больно и плохо от того, что эта толстозадая корова ложилась с тобой в одну постель! Что родила тебе ребёнка…

– Чужого!

– Но ты так не считал – тогда! И это твой первенец… я так ревную! Я просто с ума схожу! О, Симон!

– Любимая, ты согласна чуточку подождать?

Илона заколебалась.

Ну… так-то папа сказал забыть об этом… дальше папа ещё много чего неприятного сказал, но!

Илона же умная и взрослая! И она точно-точно знает, что Симончик её не обманывал! Она бы поняла, если бы Симон лгал, значит – он не лгал!

Но и ругаться с папой тоже не хочется, папу она любит. И вообще, он вчера обещал заблокировать ей все кредитки, если Илона будет встречаться с этим… негодяем!

Нет, она спорить с папой не будет. Но если Симончик докажет папе, что это происки его гадкой бывшей, то препятствий не будет. А подождать…

– Сколько придётся ждать?

Сеня посмотрел на маму.

Мама на Сеню, подумала секунду и, чётко артикулируя, произнесла одними губами:

– Один месяц.

– Подожди ровно месяц, любимая. Или я докажу, что достоин твоего доверия, или… или ты забудешь меня навсегда. А я буду до самой смерти помнить твою красоту, твое очарование, твою нежную улыбку…

Этого любящая мамочка уже не слушала. Полчаса сиропного воркования – тут и клизмы не помогут. Слипнется всё намертво.

Она лежала и обдумывала очень неприятный вариант.

Идти на него не хотелось, и связываться с этими людьми тоже, и рисковать сыночком. Но если нет другого выхода? А она его не видела, как ни крути. Тупик. Точка.

Наконец любящий и верный Симончик закончил разговорчик с любимой и верящей ему прЫнцессой и повернулся к маме:

– Мамуля, месяц?

– Да, Сеня. – Любовь Николаевна выглядела решительно. – С Сонькой ты уже говорил, и она отказалась.

– Да, мама.

– Тогда у нас нет другого выхода.

– Мама?

– Их надо убрать. И её, и девчонку…

– МАМА!!!

– Чего ты с таким священным ужасом на меня смотришь? На мировую Сонька не согласна, вывод – её просто не должно быть. Ну, и девчонки тоже. Илоночка её не примет, а я с ней возиться тоже не хочу. Ребёнок от какой-то… маникюрши мне и близко не нужен! Это просто моветон!

– Мама, но как…

– Сенечка, милый, я бы сама всё сделала, но сейчас просто не могу.

Всё верно, перелом срастался крайне плохо, и Любовь Николаевна пока передвигалась самостоятельно только до туалета. И то не каждый раз. Зачем-то же придумали памперсы?

– Мамуля, я тоже… я просто не смогу! Никак!

– Сеня, я понимаю. Но у нас есть отличный выход. Ты забыл при Игоряшечку!

– Игоряша? Он же…

– Наркоман. Да, дорогой, это очень печально, но нам сейчас это поможет.

Сеня вздохнул.

Да, такое случается и в самых хороших семьях.

У Любови Николаевны была бабушка, она даже у гадюк бывает. У бабушки была сестра. Сестра вышла замуж, родила сыночка, которого всю жизнь в зубах носила, сыночек тоже женился, у него с разницей в восемь лет получились две дочки. Одна из них, старшая, вышла замуж и родила сыночка. Вот этого самого Игоряшечку.

А дальше…

Дальше была маленькая жизненная трагедия.

Ребёночка любили, баловали и носили в зубах, всей семьей. Стоит ли удивляться, что Игоряшечка рос редкостной скотиной? Эгоистом, капризником, истериком…

Правда, был в семье и человек, который Игоряшечку не баловал. А именно, старшая сестра, Тамара. У них с Игоряшей и разница-то была в возрасте одиннадцать лет, чего удивительного, что