Читать книгу "Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев"

назло самой себе.

К а т я. Ты умный… князь… В Тамбовскую губернию, да? Тебе в Тамбовскую, а мне куда? Старик хороший… И Иван хороший. Зачем он сидит с этой, с Дашей? Мне к нему подойти неловко. Я злая, Коля. Я ведь со зла такого натворить могу… могу за тебя замуж выйти. Хочешь?

К о л я. Не надо…

К а т я. Не надо, надо, нужно. Слова, Коля.

Высвечивается весь вагон.

Сомов, ты помнишь, мы с тобой прилетели в Лондон. Было тепло, была осень. Мы с тобой гуляли, и вдруг ты сел и заплакал.

С т о й л о в. Что же вы все плачете!

Н а к а т о в. Так если тебя привезут в сторонку чужую! Это, брат, беда. Люди все по-ненашему да по-ненашему. А где свои? Далеко! Заплачешь!

И в а н. От чего вы заплакали?

С о м о в. От красоты.

С и м а. Да вот я тоже так же! Покуда до Москвы да обратно. Так сердце наболит! Домой-то не идешь, бежишь домой. И все-то тебе мало, все-то хорошо! Да так-то оно и в самом деле, все хорошо, да уж муж пьет. Он у меня тихий, хороший, а пьет. Смерти боится. На химзаводе работает, цех вредный. Правда, молоко дают. Придет с работы, прямо тебе не лицо, а бумага. Сядет, налей, говорит… И наливаю. Спать ляжем, а от него химией пахнет. Никак не могу привыкнуть.

С т о й л о в. Не надоело вам, а? То у них все хорошо, то все плохо! Страна была в кризисе, это так! Мы признали, что это так. Теперь мы ищем выход.

С о м о в. Вы ищете выход для себя. И прекрасно понимаете, что для них, я не говорю о себе, а вот для них выхода нет! Страна жуликов, подонков всякого ранга! А они за все ваши художества платят!

Н а к а т о в. Точно так! Об этом я шибко думал! Все правда. Вот взять, к примеру, вашу коммунизму? Да чо же это такое, если, кого ни спроси, не знают!

С т о й л о в. Не верите в нравственное перерождение народа? Зря. У нас еще достаточно возможностей и рычагов заставить вас переродиться.

И в а н. Если у вас есть сын, должно быть, любопытная скотина из него выросла.

А н н а. Люди добрые! Да вы чо! Да вас же посадят! Да вы чо такое говорите! Господи… Да при таких-то людях такие слова… (Плачет.)

К о л я. Мама, не надо, мама…

А н н а. Как не плакать, Колянька, когда вроде сейчас жизнь у нас налаживается. Вот и Тимофей Евпатыч, дай ему бог здоровья… А как его возьмут?! Как же мы-то?!

С т о й л о в. Сомов, я тебе скажу… Я шел к власти… Да, я шел к власти! И эта дорога, она непроста. Она гнет тебя и ломает. Я пил! Я много пил! Зверски! Но я сильный! И я шел… А когда осталось сделать последний шаг, мне не дали, и я его не сделал, потому что не знал, что я буду делать после.

С о м о в. Надо было поступить, как все…

С т о й л о в. Гад ты, писатель!

У с о л ь ц е в а. Эх, люди, люди… Нехорошо. И ты уж, писатель, не от сердца, а от ума говоришь. Нехорошо. Начальник — человек порченый. Больной вроде. Тоже понять надо.

С о м о в. Бабушка, а когда они, эти больные, тысячами, сотнями тысяч гнали по этапам, убивали, убивали и убили наконец огромный народ! И сейчас они грабят, грабят и почти ограбили землю! (Лидии.) Вот она упрекнула, что я сытно жил! Я никогда, я не думал об этом. Я о другом думал! Я думал о вас! О себе думал… о всех… Я не призывал, чтобы сын убил отца, это отец убил сына!

Стойлов молча наливает водки и выпивает. Голосков слушает.

С о м о в. Все рвется… Нет гармонии. Вот и все рвется. Дисбаланс! (Смотрит на Стойлова.) Дисбаланс, товарищ секретарь!

Л и д а. Катюша, поди ко мне.

Катя подходит.

Катюша, давай сегодня ничего не будем выяснять. Давай поможем и тому, и другому, а?

К а т я. Мама, мама… (Прижимается к ней.) Я так к тебе привыкла. И ты так неожиданно повернулась по-новому. Это хорошо!

Л и д а. Я знаю, что ты умнее меня… я знаю… но ты должна пожалеть меня… ты должна! Ведь это я тебя рожала. Я тебя грудью кормила… Я!

С и м а. Слушать вас всех страшно. Бывает, конечно, что мужики матом, а такого еще не бывало…

С т о й л о в. Теперь только такое и будет.

С и м а. Так чем же кончится?

С т о й л о в. Пока не знаю.

С о м о в. А я знаю. Гражданской войной.

С т о й л о в. Не боишься? За разжигание братоубийственной…

С о м о в. Победителей не судят.

С т о й л о в. Ах ты, мерзавец, думаешь победить? Во!

Выходит из тени  Г о л о с к о в.

Г о л о с к о в. Что будем делать, Виктор Николаевич?

С т о й л о в. Пока посмотрим. Так о чем мы тут ворковали с интеллигенцией?

С о м о в. Могу ли я назвать себя так?

С т о й л о в. А почему нет? Ваше право! Тем более что у нас демократия!

С о м о в. И я хочу спросить тебя: что мне делать? Уезжать… или не уезжать?

С т о й л о в. Уезжай к чертовой матери, нахлебник! Еще спрашивает.

С о м о в. Но ведь это ты нахлебник! Мне плохо! Понимаете вы, все тут сидящие! Я умираю! У меня в груди открылась щель… И в нее задувает… Выстуживает меня!!!

Л и д а. Андрюша, милый!

С о м о в. Отойди… Отойди, пожалуйста… Мне одно страшно, что Бог отвернется от меня… Мне сорок пять… Сколько там мне еще осталось? Мой талант убили… Дед, может, ты мне скажешь, что делать?! Бабушка, а может, ты?! Катя?!

К а т я. Уезжай. Там у них другая жизнь. Тебе будет интересно, и ты