Читать книгу "1 - Александр Борисович Михайловский"

председатель Верховного Совета Аквилонии, - в какой-нибудь французский государственный музей - например, в Лувр. Иначе никак! Золото и драгоценности - это совсем другое дело. После того, как вы прервали нашу изоляцию, им мы применение найдем, надо только подумать, что и где приобретать. Не все еще мы можем производить своими кустарными методами и не все выгодно заказывать имперской производственной линии. Например, карандаши и тетради для нашей школы.

- Хорошо, Сергей Петрович, - сказал я, - когда операция «Божья кара» завершится, а, самое главное, во Франции того мира установится правильная власть, это вполне можно будет устроить. Передам все по назначению в целости и сохранности. И на этом сейчас, пожалуй, все. О времени и месте заброса я сообщу вам дополнительно.

- Тогда конец связи, - сказал товарищ Грубин. - До свиданья, Сергей Сергеевич!

-До свиданья, Сергей Петрович и Андрей Викторович. Конец связи, - сказал я, еще раз проведя пальцем по обоим портретам и тем самым разорвав контакт.

Семьсот семьдесят второй день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Несколько часов назад я организовал господам Ротшильдам билет в мир Аквилонии без права обратного возвращения. Мы с Коброй находились на штурмоносце моей супруги, в ночном небе на километровой высоте и чуть в стороне от парохода, так что открытие портала произошло без проблем. Межмировое окно раскрылось прямо перед форштевнем лайнера, идущего на крейсерской скорости в пятнадцать с половиной узлов, и тот проскользил через него всего за семнадцать с половиной секунд. И все, Харон обратно не перевозит. В самый канун операции я открыл небольшое окно в каюту самого старшего представителя этого клана Эдмона Ротшильда, филантропа и в то же время ярого сиониста и ненавистника России. И пока тот дрых, подбросил ему на туалетный столик послание, написанное чистейшим немецким языком, в котором четко и по пунктам объяснил, каким образом и за что я караю их семейство. Впрочем, филантропия русофобии у таких персонажей не мешает, добренькие они были только в отношении своих соплеменников, а для всех остальных являются самыми беспощадными хищниками.

Прочими представителями этого клана, а также Шиффами, Кунами, Леебами, Морганами, Рокфеллерами и прочими банкирскими семействами еврейского и нееврейского происхождения, расползшимися по миру как тараканы, мне в этом мире заниматься уже некогда, так как в моих ушах все громче звучат фанфары новой кампании. Дело почти сделано. Осталось только поставить красивую точку и расписаться. А потому заниматься текущими делами будут уже местные кадры, ибо им тут жить и растить потомство, а я только помогу им чем могу - например, переправляя сюда свежеот-ловленных гешефтмахеров - кого на перевоспитание к аквилонцам, а кого и прямо на корм динозаврам. И неважно, что я еще ни разу не исполнил подобную угрозу - возможность такая все равно остается.

Тем временем вчера, первого ноября, на рассвете, началась Фракийско-Константинопольская операция русско-болгарской армии. Не успело еще взойти солнце, как вдоль линии фронта взревели десятки тяжелых осадных мортир времен прошлой русско-турецкой войны, нанося страшные разрушения турецким полевым укреплениям. В нижнем течении Марицы, напротив Александруполиса17, русские и болгары под общим командованием генерала Плеве неожиданно для турок форсировали вздувшуюся от осенних дождей реку, сбили немногочисленные заслоны, навели несколько ниток понтонных переправ, и уже к вечеру овладели укрепленной деревней Ипсала (порядка двух тысяч жителей). А уже сегодня утром в прорыв пошел конный корпус генерала Келлера. Турки наступления с этого направления не ждали, и свои основные силы сосредоточили в районе Эдирне-Люлебугаз. Задача армии генерала Плеве не дать этой орде отступить к Константинополю, окружить и разгромить ее в районе нынешнего местонахождения.

Во Франции тоже все движется к закономерному концу. До захлопывания горловины мешка, где-то в районе Санса, остается три-четыре дня, и уже сейчас понятно, что французский червяк окажется перерубленным германским заступом напополам. В районе Немура и Труа сейчас кипят отчаянные встречные бои, ибо генерал Жоффр желает не допустить хотя бы частичного окружения своих сил. Ощущение близости конца такое острое, что германцы прут вперед как наскипидаренные, а у французов от отчаяния опускаются руки. При этом немецкие части имеют постоянное снабжение по контролируемым ими железным дорогам, а французские солдаты могут рассчитывать только на содержимое своих ранцев и полковых обозов, так как фронтовые армейские и дивизионные склады брошены, и при эвакуации из них удалось вывезти не более одной десятой части запасов. Напряжение этих боев так велико, что я махнул рукой и опять открыл свой госпиталь для раненых немецких и пленных французских солдат. Сюзерен я Вильгельму или нет? Возможно, где-то в общей массе прошедших через быстрое излечение (и большевистскую обработку) был и юный папенька Бригитты Бергман.

В Бордо настроения близки к панике, и я уже начинаю подумывать о том, чтобы закончить и эту кампанию визитом Каменного Гостя. Ведь совершенно понятно, что война проиграна, и солдаты с обеих сторон в грандиозной битве юго-восточнее Парижа гибнут уже совершенно напрасно. Но прежде необходимо нанести визит в полевую ставку генерала Жоффра, расположенную в районе городка Осера, и поговорить. Военные в таких случаях обычно оказываются гораздо более здравомыслящими, чем политики.

2 ноября 1914 года. Полдень. Франция. Бургундия, лесной массив в пяти километрах к северу от города Осера, двести метров до станции Монето. Полевая ставка генерала Жоффра.

Ожесточенное сражение, по своему накалу ничуть не уступавшее битве на Сене, продолжалось уже восемь дней, и к этому моменту генерал Жоффр уже понимал, что имя ему - Катастрофа. Германцы превосходят французскую армию раза в полтора, а то и в два18, а на направлении главных ударов это преимущество можно было счесть и десятикратным.

Сначала из войны, хлопнув дверью, вышла Россия, оскорбившись из-за инспирированной Вторым Бюро попытки государственного переворота. Потом случилось предательство англичан, решивших, что в сложившихся условиях хранить верность союзнику будет не в их интересах. Тогда пожиратели лимонов просто открыли фронт, и генерал Жоффр как кочегар лопатой принялся бросать в Нормандию все доступные резервы, в том числе снимая части со спокойных участков фронта, только ради того, чтобы сдержать неожиданное германское наступление в обход Парижа, стремительно развивающееся в оперативной пустоте.

Но как оказалось, это было еще не самое худшее. В полной тайне накопив ударную группировку в южном Эльзасе, германская армия неожиданно перешла в наступление в районе Бельфора (там, где никакого наступления не могло быть по определению)