Читать книгу "Только герцогу это под силу - Сабрина Джеффрис"

— Пойдем, дорогая, — сказал лорд Трасбат, подходя к ним, — мы должны ехать. Я пообещал Филдену заглянуть к нему домой, чтобы обсудить с ним стратегию. — Когда леди Трасбат посмотрела так, словно была против такого скорого отъезда, он добавил, подмигнув: — А миссис Филден держит длиннохвостых попугаев. Трёх.

Этого замечания было достаточно, чтобы леди Трасбат защебетала слова прощания и взяла мужа под руку. Перед уходом Трасбат подмигнул Саймону:

— Увидимся завтра в Вестминстерском дворце, чтобы встретиться с Ливерпулем, Пилом и Каннингом.

Ливерпулем, Пилом и Каннингом? Она взглянула на Саймона. Странное сочетание, не так ли?

К счастью Регина уже выпроводила зазевавшихся гостей. Послав Луизе воздушный поцелуй, она вышла из танцевального зала и закрыла за собой двери.

Наконец Луиза с Саймоном остались одни. В голове её была полная сумятица и, затаив дыхание, она задала вопрос:

— О чём это лорд Трасбат говорил?

— Сформировано новое правительство, правда, еще окончательно не утверждено.

— Ливерпуль уходит в отставку?

— Нет. Сидмут и Каслри. Не тотчас же, но скоро. Им не оставили выбора.

Луиза изумленно уставилась на мужа:

— Но это значит…

— Я не буду премьер-министром, — чуть заметно улыбнулся он ей. — Некоторое время, во всяком случае. Я буду военным министром в правительстве Ливерпула. Пил будет министром внутренних дел, а Каннинг — министром иностранных дел… как только мы уговорим короля.

— Н-но, как так случилось?

Саймон передал разговор, который у него состоялся с Трасбатом, и рассказал об изменениях в делах, которые произошли с недавних пор.

Хотя это не объяснило того, что она действительно хотела знать.

— И ты рад этому? Что не будешь премьер-министром, я имею в виду?

Он, как показалось Луизе, искренне улыбнулся:

— Я в порядке, правда. Ты была права — я только пытался самоутвердиться перед дедом. Но продай я душу Сидмуту с Каслри, жалел бы об этом всю оставшуюся жизнь. Дед Монтит — из другого поколения, как и они. Это поколение мне чуждо, — Саймон взял жену за руки. — Я принадлежу этому времени. Вместе с тобой.

В душе Луизы поднималась надежда:

— Почему ты передумал?

— Тебе нужно спрашивать? — охрипшим голосом спросил Саймон. — Да, полагаю, нужно. — Он погладил её руку. — Откровенно говоря, на меня повлияло несколько вещей. Например, среди бабушкиных бумаг я нашел свидетельство о браке дяди Тобиаса. Вместе с этим письмом.

Потрясённая Луиза наблюдала, как Саймон вытянул из кармана листок с обгоревшими краями и передал ей. Она быстро пробежала его глазами. Адресованное бабушке Саймона, письмо начиналось с дядиного отчёта о том, как случилось так, что он умирает.

Но от последних двух абзацев у неё взволнованно забилось сердце:

«Я посылаю этот документ в надежде, что вы сможете убедить отца правильно повести себя по отношению к моей дорогой жене и маленькому сыну. Как законные наследники, после моей кончины они должны получить всё причитающееся им наследство.

Знаю, отец не понимает мой выбор супруги, но всё потому, что ужасно боится любви, не подпускает её к себе и близко. Вместо этого утешает себя своими успехами — слабое это утешение. Но передай отцу, что я умираю довольным, зная, что хоть и недолго, но у меня было самое лучшее, что можно пожелать в этом изменчивом мире, — любимый человек.

Ваш преданный сын,

Тобиас Хант»

Глаза щипало от слёз, когда она отдавала Саймону письмо.

Он взял его и сдавленным голосом произнёс:

— Похоже, что бабушка всё-таки попыталась переубедить деда, а он кинул документы в огонь. Должно быть, она их спасла и хранила все эти годы.

Можешь себе представить, что я почувствовал, когда это прочитал. Твои слова не шли из головы. И я со всей отчётливостью осознал, что если бы не ты, я бы неминуемо превратился в своего деда.

Слёзы заструились по щекам Луизы:

— Нет, не правда. Я всегда верила, что ты можешь стать лучше, если только захочешь.

— С тех самых пор, как ты произнесла те слова, они не давали мне покоя, бередили душу. — Он поднёс её руку к губам и поцеловал. — Именно поэтому я передумал. Да, поэтому, а ещё из-за страха потерять тебя.

— Ты бы не потерял меня.

— Разве? Ты слишком порядочная и честная, чтобы жить с человеком, который не может похвастаться такими качествами. А наблюдать, как любимая женщина теряет к тебе уважение, — «компромисс за компромиссом» — я бы этого не вынес.

Луиза была тронута, услышав свои собственные слова из уст мужа. Потом до неё дошёл смысл остального. «Любимая женщина?» К горлу подступили слёзы счастья.

Саймон притянул жену в объятия, от его нежного взгляда у Луизы заболело в груди.

— Я люблю тебя. Полагаю, я долгие годы любил тебя. Но страшился этого, как ты говорила, я боялся, что любовь к тебе, будет означать, что дед был прав, и я — раб своих страстей. Наверное, он прав… но это неважно. Потому что ты — «самое лучшее, что можно попросить».

Потом последовал поцелуй, полный нежности и любви, — настоящая услада для изголодавшейся женской души. Когда Саймон, наконец, отстранился, Луиза поняла, почему поэты говорят «сердце лопнуло от счастья». Потому что её сердце явно трещало по швам.

— Давай, дорогая, поехали домой, — произнёс Саймон.

Она не удержалась и подразнила его:

— Это просьба? Или приказ?

Он сверкнул глазами на жену, провожая её к двери:

— А как думаешь?

— Полагаю… — произнесла Луиза в радостной эйфории, — хорошо, что ты не женился на мне семь лет назад. В то время я, наверно, с тобой бы не справилась.

От его тигриного взгляда у неё бешено заколотилось сердце.

— А ты считаешь, что теперь ты со мной справилась?

— Нет. — Он рассмеялся, и Луиза добавила: — Но, уверяю, я буду пытаться снова и снова, с большим удовольствием.

Эпилог

Дорогой кузен,

Моя подруга предпочла рожать в Фоксмур-хаусе, а не в поместье мужа. Она не хотела покидать стены дома, пока в парламент на сессии, и герцогу, полагаю, тоже не хотелось, чтобы она уезжала. Как мило, не правда ли? Она говорит, супруг задумал крестины, которые посоперничают с празднованиями в честь коронации короля. Боюсь, это не просто шутка.

Ваша кузина,

Шарлота

Саймон мерил шагами коридор рядом со спальней жены. Раджи ни на шаг от него не отставал. Радостными этих двоих назвать было никак нельзя.