Читать книгу "Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара - Дмитрий Анатольевич Стешин"

полосками украинской армии. «Тесла» одного из бандеровских командиров с нецензурным посланием Илону Маску на лобовом стекле. Вздрагиваю при виде знакомой искалеченной, расстрелянной «Газели» с надписью «Дети».

Первый раз я встретил ее за Драмтеатром в начале апреля, она стояла поперек дороги на спущенных колесах. Я знаю историю этой машины. На ней пытались выбраться из города беженцы с десятком детей, но украинские воины вышвырнули их из машины.

Если нет совести, очень удобно воевать на фургоне с надписью «Дети». Заглядываю внутрь. Все как было: валяется пластмассовый детский горшочек, малышовые джинсы и кофточки, разбросанная по полу и раздавленная материнская косметика… Меня прошибает пот от этого зрелища, меня на секунду из сентября выбрасывает обратно, в апрель. С трудом, но я понимаю, что все закончилось, и захлопываю с треском дверь фургона.

27 сентября 2022 года

В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ РЕФЕРЕНДУМА

В ДОНЕЦКЕ УКРАИНА ОБСТРЕЛЯЛА УЛИЦУ ДЕМОКРАТИЧЕСКУЮ

Разумеется, в день окончательного отплытия Донбасса в Россию все ждали от ВСУ какой-то подлости. Ждали — это значит подготовились. С 8 утра у меня в районе начала работать ПВО. То есть первые украинские ракеты пошли по Донецку сразу же, как открылись стационарные избирательные участки.

Все прошлые дни голосования избирательные комиссии обходили квартиры и частные дома с урнами для голосования. Или пригоняли в кварталы микроавтобусы, врубали, например, гимн России, и на эти звуки начинали стягиваться горожане. Сделано это было специально, чтобы не превратить избирательные участки в цели для украинской артиллерии. Тактика себя оправдала. Единственное, на днях в Горловке были контужены две женщины из избирательной комиссии, но они просто попали под случайный снаряд. Вдумайтесь в эти слова…

Еду на избирательный участок, названный в честь Моторолы. Район Буденновский, считавшийся во все время самым спокойным районом Донецка, но несколько месяцев назад все изменилось, когда натовские гаубицы стали доставать любую точку в городе. Район хорошо виден из моего окна: и вчера, и сегодня, когда я пишу эти строчки, вижу, как над Буденновкой встают разрывы. Впрочем, наши контрбатарейщики с утра не слезали с укропов, давили на упреждение, отвечали многократно. Так и шел этот последний день референдума под непрерывную канонаду. Впрочем, у ДК все заглушала музыка, рвущаяся из колонок, и люди шли голосовать бесконечной цепочкой, периодически накапливаясь в фойе внушительной толпой…

Председатель избирательной комиссии переписала мои данные из аккредитации и с надеждой спросила:

— Ну, вы-то не будете у меня цифры требовать?

Я сделал обеспокоенное лицо:

— Что, плохо голосуют?

— Нет, по району мы и 90 % перекроем, но какие-то предварительные данные будут только вечером. Ждите. Успеем.

Жду. Встречаю своего старого товарища и коллегу Сергея Макаренко. Вспоминаем, как в 14-м году под Дебальцевом мы 300 метров шли 40 минут — нас крыли из автоматического гранатомета и минометов. Я тогда с размаху сел на кучу битого стекла и даже штаны не порвал. Серега рассказывает про голосование в Мариуполе:

— Нашел женщину, председателя избиркома. У нее всю семью перестреляли снайперы укропские, четыре человека. Дочку девятилетнюю зажали на лестнице и не выпускали, обстреливали, забавлялись. Потом запалили квартиру. Попросила ее не снимать.

— Почему?

— Боится пока. То есть она согласна, но после референдума, как все тут станет Россией. С другой стороны, не побоялась же избирательную комиссию возглавить…

Тут Сергей спохватывается:

— Я же сам-то не проголосовал!

Выходит из кабинки какой-то взъерошенный и вспотевший. Спрашиваю:

— Как себя чувствуешь? Ощущения?

Но Сергей серьезен:

— Мурашки по затылку. Я шел к этому дню много лет. И как одна женщина из Крыма сказала: «Дальше пусть хоть камни с неба падают». Вот ты хоть одного человека встретил, проголосовавшего против?

Я мотаю головой. Но замечаю:

— Барышни из избиркома в Киевском районе оказались хорошими психологинями, говорят, сразу по лицам видят, кто против. Но юлят, скрывают: мол, «мы сами на участок придем во вторник». А вот чтобы кто-то сказал — «не хочу в Россию», такого не слыхал.

Пункт голосования в поселке Сартана с видом на «Азовстали»

— А я таких специально искал и не нашел…

В ДК заходит женщина с российским флагом на плечах и сразу же становится объектом пристального внимания всех, включая парочку западных журналистов. Стесняется страшно:

— Я за Россию, в России хочу жить, за это и голосую. Ну что еще можно сказать. Россиянка я и жить нормально хочу.

Примерно так же отвечали все. И дед-шахтер, на костылях, искалеченный артритом, который он «заодно добыл в шахте», и девчонки из медицинского колледжа, и продавщица из магазина «Мечта». Из смятения умов 2014 года, сомнений и метаний выковалась мысль, чистая и твердая, как булатная сталь.

Есть ли еще в нашей стране граждане России, которые претерпели столько, чтобы стать нашими соотечественниками? Причем все прекрасно понимают, волшебства не будет, завтра ничего не закончится. Не будет и праздника в честь возвращения в Россию, глава ДНР Денис Пушилин так и сказал: мол, будем праздновать, «когда позволит обстановка». А пока, прощаясь, Украина развалила несколько частных домов на улице Демократическая. В моем районе, где я живу много месяцев. В честь референдума, демократического народного волеизъявления, это сделали бывшие уже сограждане. Чтобы никто не печалился об этом расставании. Жертв нет — и на этом спасибо.

1 октября 2022 года

«ТЕПЕРЬ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ГРАНИЦА РОССИИ ПРОХОДИТ ЧЕРЕЗ МОЙ ОКОП»

День возвращения Донбасса домой я хотел встретить в батальоне «Восток» под Угледаром. Хотел в этот момент увидеть лица бойцов. И тех, кто пошел воевать совсем недавно, и тех, кто тянул солдатскую лямку с 2014 года. Тянул молча, с упорством обреченных, иногда — уже ни на что не надеясь.

Накупил мешок сладостей — шоколада, фиников, изюма, кози-наков — знаю, как это «заходит» после уставной тушенки. Вышел из донецкого супермаркета и вдруг понял — праздника не будет! Не увидеть и не услышать нам с бойцами в прямом эфире, как Путин забирает Донбасс в Россию. Нет в том месте, где стоит батальон, ни света, ни Интернета, ни сотовой связи. «Белый шум», информационный вакуум. Конечно, по рациям всем сообщат радостную весть, но подробности бойцы узнают лишь потом, когда получат увольнительные и вернутся в цивилизацию. Что делать? Осенило буквально.

Найти хороший радиоприемник в Донецке оказалось не проблема, я как-то не подумал, что сотни поселков у линии фронта, до сих пор получают информацию по старинке, по радиоволнам.

— Радио — дело стариковское, — заметил мне продавец, заворачивая покупку. — Молодые, конечно, уехали,