Читать книгу "Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт"

Наедине с Элис Штефан бы не остался. Она баламутит мысли, в которых и так полный хаос, и они разбегаются, точно свора охотничьих псов, готовых то ли рвать на части, то ли спасаться бегством. Лицо Элис так волнует Штефана, что он толком не может на нее смотреть. Словно электрод в мозгу, девушка вызывает страшный рефлекс. Штефан чувствует себя подопытной лягушкой. Причин для боли нет, значит, боли и быть не должно. Откуда же эта тоска? Что он забыл? Может, разучился чувствовать? Неужели дохлой лягушке снова хочется прыгать?

Малышку Мод Штефан полюбил так, что болело сердце, но это хорошо, это значит, сердце еще не окончательно онемело.

«Даймлер» уехал десять минут назад, и Кристина со Штефаном остались одни. На свидания Кристина еще не ходила и сейчас, перед уроком стрельбы со Штефаном Ландау, разыскивала в шкафу ботинки и недоумевала: откуда столько волнения? Ей ведь уже четырнадцать, кое-что в жизни повидала. В голове полный бардак, непослушные пальцы отказывались завязывать шнурки, а услышав, как Штефан распахнул входную дверь, Кристина почувствовала, что краснеет. Лизнув кончик пальца, она пригладила брови — так делали девчонки в фолкстонском молочном баре. — взяла очки, положила обратно и побежала на первый этаж, на ходу застегивая вельветовую куртку, у которой в этом году стали слишком коротки рукава.

Штефан стоял у крыльца с ружьем на плече и курил. Вот он уронил окурок, растоптал каблуком и смерил Кристину долгим взглядом.

«Ему же семнадцать», — вспомнила она. Уже не мальчик, а мужчина. Тощее пугало, которое она встретила два месяца назад в Йоркшире, нынешний Штефан уже не напоминал. По ее щекам снова растекся жгучий румянец. Порой Кристине чудилось, что пламенем объята вся ее голова.

Штефан поднял воротник и посмотрел в дымчатую пустоту неба. Глаза у него были цвета воздуха — оттенков голубого столько, что не сосчитать, целый миллион осколков чистого, пронизанного солнцем воздуха.

— Ты точно хочешь пойти? Ты не передумала?

Слишком длинные фразы для того, кто прежде отвечал односложно и не задал Кристине ни единого вопроса. И внезапно, необъяснимо, она поняла, что ему нельзя доверять и что она может доверять ему. «Ты не передумала?» означало «Ты соврешь за ужином Элизабет и Джорджу?» — ведь именно так они договаривались.

«А если произойдет несчастный случай, что я скажу? Вдруг один из нас упадет в яму, или мы заблудимся, или потеряем счет времени, или нас бык забодает? Как я объяснюсь с родителями? Да и вообще, стоит ли игра свеч?»

— Точно, — вслух проговорила она.

Штефан зашагал по тропе, а Кристина пристроилась рядом. У ружья изящная отделка — сегодня она вскинет его на плечо и прицелится так, как покажет Штефан. Ружье совершенно не напоминало ни нацистское — нацист такое в руки не возьмет, — ни папины, цепью прикованные к шкафчику в его кабинете. У папы ружья громоздкие, тяжелые, их едва поднимешь.

Тропа вела к ферме Сондерсов, до поля для телок она была утоптана, а дальше заросла. Штефан шагал первым, приминал траву, разводил крапиву и ежевику, чтобы не хлестали Кристину по лицу. Над головой сомкнулись живые изгороди, сверкающие от влаги, Кристина видела сплошную зелень, сочную, как в джунглях, и вскоре в голове остались только мысли о причудливых тенях и ритм движения сквозь листву, пахнущую сыростью, — правым плечом вперед, левым плечом вперед.

Кристина шла, как во сне, и долго ли тот сон длился, не знала. Вдруг тропка оборвалась. Она привела не к пустынному пляжу, где можно стрелять сутки напролет и никто не услышит, а в тупик. Видимо, зимой упало дерево, повалило соседние кусты и молодую поросль, а сейчас вся куча зазеленела и к пляжу не проберешься.

Кристина и Штефан смотрели на сплошную стену листвы и после громкого шелеста, шуршания и шороха слушали тишину.

— Нужно возвращаться, — сказала Кристина шепотом, будто они без спросу зашли на чужую территорию, но Штефан юркнул под сук и исчез, растворившись в листве.

На секунду Кристина осталась одна, а потом нырнула следом, вытянув вперед руки, чтобы защитить лицо. Она почувствовала, как Штефан тянет ее за рукава.

Они попали на поляну. Тропа исчезла вовсе, стена зелени окружала лужайку с высокой травой и прудиком. На деревьях заливались птицы, где-го журчала вода. Кристина и Штефан стояли, завороженные.

Штефан опустил ружье на траву и сел на корточки, уперев локти в бедра. Кристина смотрела на пруд — на осколки отражения неба, на лист, плавающий одиноким корабликом в пустоте, на почерневший мусор на дне. Они со Штефаном, не сговариваясь, решили немного здесь задержаться.

— Тебе тут нравится? — спросила Кристина. На самом деле хотелось спросить: «Ты рад, что мы оказались в этом тихом уединенном месте вдвоем? — но даже то, что она сказала, далось ценой огромного мужества и многократного прокручивания в голове.

Услышав ее голос, Штефан не вздрогнул, хотя он не из спокойных, а лишь сорвал травинку и бросил в пруд. Кристина решила, что он вообще не ответит.

— Кристина, я должен быть не здесь, — выдавил Штефан, и девушка с удивлением заметила в его глазах слезы. Они не катились по щекам, а словно прилипли к ресницам.

— Что? — тихонько вскрикнула Кристина.

Теперь она тоже чуть не плакала, хотя понимала: ее душевная рана пустяковая, а у Штефана — смертельно опасная. Надо же, какое недоразумение: она имела в виду одно, а Штефан понял другое. Она задала тупой эгоистичный вопрос, но Штефан расслышал в нем печаль, одиночество и нечто такое, чего она еще не умела чувствовать.

Кристина не могла взять Штефана за руку, как брала Элис, и не могла посадить его себе на колени, как сажала Мод, — не дай бог, все еще сильнее запутается. Нужно представить, что подумала бы девушка постарше. Вот что — стыдиться нечего, она ошиблась, случайно открыла не ту дверь.

Кристина понимала, что если продолжать разговор, то нужно не сочинять и прокручивать в голове красивые фразы, а искать подсказку в сердце. Это ей внове, ничего подобного она еще не пробовала.

— Где ты должен быть? — спросила Кристина.

Штефан вскинул голову, словно не ждал от нее такого вопроса.

— С Гердой. — Штефан стал перебирать травинки, а Кристина — гадать, какой он видит поляну сквозь пелену слез. — Я не знаю, где она. Не знаю, почему ее оставил. Я не помню!

— Наверное, это не важно. Герда — твоя девушка, ты ее любишь и должен найти. Если извинишься, она тебя простит и не будет поминать то, что между вами случилось.

Обычная Кристина ни за что бы так не сказала, точнее, так не сказала бы маленькая Кристина, которая обижается при упоминании другой девушки и не знает, как разговаривать с влюбленным парнем, которому отчаянно нужен совет.

— Да, мне нужно вернуться в Германию.

Штефан встал, провел рукой по лицу, словно что-то стирая, и подошел к Кристине так близко, что она увидела крошечный прыщик у него на подбородке и белые следы стежков на шее. Он поднял руки — неужели по щеке погладит? — но лишь поправил ей волосы, растрепавшиеся в борьбе с колючим кустарником.