Читать книгу "Враг у порога - Гарри Гаррисон"

Жалованье было хорошим, форма новой, а талантливые быстро продвигались по службе.

Но увольняли при малейшем намеке на религиозную вражду. Ряды полицейских редели, потом пополнялись снова, пока в конце концов не стабилизировались. По душе это было жителям Ирландии или нет, но их страна – и на севере, и на юге – стала страной закона и равенства; и для дискриминации в ней не осталось места.

Выборы прошли куда более гладко, чем кто-либо ожидал. Конечно, в некоторых округах избирательных урн было больше, чем избирателей, но, в конце концов, дело происходило в Ирландии и чего-то подобного ожидали. А в ночь перед выборами дошло даже до беспорядков, и кое-кого из смутьянов пришлось упрятать за решетку. Но протоколов никто не составлял, репрессии не планировались, и наутро двери камер распахнули.

Всего за пять коротких месяцев сладкий ветер свободы овеял всю страну. Суды открылись, председательствовали в них ирландские судьи. Новые суды справедливо решали давние споры, улаживали старинные претензии на землю, руководили делением гигантских английских поместий. Герцогу Лейнстерскому пришлось распроститься со своими 73 тысячами акров в Килдэре и Мите, и маркиз Даунширский тоже потерял 115 тысяч акров. Каждый суд вершил правосудие под бдительным взором офицера из администрации американского начальника военной полиции. Американцы сражались – и умирали, – чтобы выиграть эту войну. А уж в мирное время проигрывать они вовсе не собирались. Они хотели, чтобы давние свары были забыты, старые разногласия наконец-то остались позади. И пока что все удавалось.

Через неделю новоизбранный конгресс займет здание сената в Дублине.

А сегодня первый демократически избранный президент Ирландской Республики Джеремия О'Донован Росса примет присягу, официально вступая на пост. И присягать он будет перед лицом не архиепископа Кьюлена, а нового председателя Верховного суда, согласно закону, нерушимо связанного с новой конституцией и пользующегося мощной поддержкой армии-освободительницы. В бархатной рукавице затаился стальной кулак. Епископы, изо всех сил стремившиеся удержаться у власти, были просто-таки огорошены этим, как они выразились, пренебрежением к их авторитету.

Американцы были непреклонны. Церковь и государство должны быть отделены друг от друга. Религии не место в политике. Новая конституция оговаривала это весьма недвусмысленно, и никто не смел бросить ей вызов. Если Джон Стюарт Милл и выступал здесь советником, то он оставался в тени за кулисами, никогда не выходя на сцену.

Ради этого великого события съехались послы со всего света. Не было лишь посла Великобритании, хотя эту страну и приглашали. Но приглашение осталось без ответа.

А в это время по ту сторону Ирландского моря, в Британии, бушевали яростные дебаты. Громче всего звучал голос партии войны. Это удар в спину, покушение на миролюбивую державу, вещали ее члены, взывая к возмездию за гибель солдат и попранную честь. Голос рассудка звучал куда глуше: но в конце концов ирландская проблема, долгие годы вызывавшая такие разногласия, решилась раз и навсегда. Однако к голосу рассудка прислушивались очень немногие. Парламент принимал новые билли, объявлявшие дополнительный призыв в армию, полки из Мексики и с Дальнего Востока были отозваны домой. Броненосцы совершали стремительные рейды вдоль Ирландского побережья, сжигая все здания, на которых развевался новый зеленый флаг с золотой арфой. Все больше американских крейсеров появлялось в ирландских портах, чтобы патрулировать многострадальный берег.

Но все это было забыто в самый исторический из всех дней святого Патрика. При первых лучах солнца в Феникс-парк потекли толпы народу. К одиннадцати утра в нем негде было яблоку упасть, и кареты с почетными гостями смогли проехать лишь после того, как солдаты расчистили для них проход. Трибуны стремительно заполнялись. Президент Линкольн и первая леди Америки сидели на помосте рядом с новоизбранным президентом.

– Должен поздравить вас с победой подавляющим числом голосов, – сказал Линкольн. – Насколько я понимаю, вы стали народным избранником уже не в первый раз.

– Совершенно верно. Я был избран в британский парламент добрым народом Типперери, – ответил Джеремия О'Донован Росса. – Хотя британцы и не позволили мне занять свое место в парламенте, арестовав меня как раз перед тем за принадлежность к фениям. В Ирландии чересчур много фанатиков и по ту, и по другую сторону баррикад. Вот почему я настаивал, чтобы моим вице-президентом стал Айзек Батт. Он протестантский адвокат, защищавший меня в суде. Для меня он символизирует объединение всех людей этого многострадального острова. Теперь я должен поблагодарить вас, господин президент. Спасибо вам и вашим отважным солдатам и офицерам за то, что вы сделали для этой страны. Благодарность нашу просто не выразить словами…

– Ну, думаю, сказанного хватит с лихвой.

– Тогда позвольте пожать вашу руку и сказать, что это важнейший миг в моей жизни. Ирландия свободна, вот-вот состоится моя инаугурация, а я сжимаю руку великого человека, сделавшего все это возможным. Я благословляю вас, президент Линкольн, и приношу вам благодарность и благословение всего ирландского народа.

Это был воистину памятный день. Речи были долгими и витиеватыми, но никто не сетовал. Зато церемония инаугурации была краткой, и речь президента, вступающего на пост, приняли очень тепло. На Мэри все эти треволнения сказались чересчур сильно. И Линкольн послал за каретой, но лишь после того, как отправил записку генералу Шерману с просьбой навестить его в отеле. Мэри отправилась отдыхать, а президент дожидался генерала в гостиной, просматривая кое-какие доклады и письма. Улыбнулся при виде письма юного Амбросио О'Хиггинса, занявшегося в Мексике политикой, – и правильно, он просто-таки создан для этого. Оказывается, тот побывал на британской дороге в Мексике, теперь пустынной и заброшенной. Местным жителям она оказалась ни к чему, и джунгли начали стремительно отвоевывать свое.

Пришедший Шерман увидел, что Линкольн стоит у окна, глядя на праздничные толпы на Саквилл-стрит.

– Входите, Камп, – сказал Линкольн, поспешив через комнату, чтобы пожать ему руку. – Для меня это первая реальная возможность поздравить вас с замечательной победой. И не только вас, но и Ли на севере, а Джексона на юге.

– Спасибо, сэр, вы очень добры. У нас отличные войска, высокий уровень морали – и самое грозное оружие на свете. Пулеметы Гатлинга решили исход сражения. Пленные говорили, что их повергал в ужас один лишь звук их стрельбы.

– Вы успешно выиграли войну.

– Мы выиграли и мир, – указал Шерман на заполненную народом улицу.

– Воистину так. Если только…

Оба поглядели вдоль улицы на реку Лиффи, но мысленным взором заглянули куда дальше, через Ирландское море, в лежащую по ту сторону державу.

– Интересно, признают ли они свое поражение? – вполголоса проронил Линкольн, раздумывая вслух.

– Их солдаты сражались отважно и умело. Но бояться мы должны не их, а политиков. Похоже, они не собираются предавать это дело забвению.