Читать книгу "Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев"

море уходит спать

Как говорят инцидент исперчен

любовная лодка разбилась о быт

С тобой мы в расчёте

И ни к чему перечень

взаимных болей бед и обид».

Кому посвящены эти строки?

К кому обращался поэт?

Фрагмент начинается с описания уходящего моря. Не в Ницце ли родились эти удивительные строки? Там, где поэт навсегда распрощался со своей невенчанной женой и со своей трёхлетней дочерью.

Обратим внимание, что Маяковский употребил не расхожее выражение «инцидент исчерпан» (то есть завершён окончательно), а взял его несколько изменённый вариант: «инцидент исперчен» (то есть случившееся переполнено горечью). А ведь именно подобное и произошло с ним в Ницце! В этом – ещё одно доказательство того, что стихотворная «заготовка» посвящена и адресована Элли Джонс.

Как бы там ни было, но вторая поездка Маяковского на юг Франции так и не состоялась, поскольку вечером 25 октября произошла…

Неожиданная встреча

Вечером 25 октября 1928 года, сопровождая Эльзу Триоле (по её просьбе) к доктору Сержу Симону, в доме, где шёл врачебный приём, Маяковский встретил 22-летнюю русскую эмигрантку Татьяну Алексеевну Яковлеву.

Эльза Триоле:

«Я познакомилась с Татьяной перед самым приездом Маяковского в Париж и сказала ей: "Да вы под рост Маяковскому". Так из-за этого "под рост", для смеха, я и познакомила Володю с Татьяной.

Маяковский же с первого взгляда в неё жестоко влюбился».

Бенгт Янгфельдт:

«Встреча у доктора Симона не было случайностью. Эльза дружила с русской женой доктора Надеждой и рассказывала ей о том, что Маяковскому в Париже скучно и ему нужен кто-то, с кем бы он мог проводить время. Татьяна, с которой она познакомилась незадолго до этого, полностью соответствовала его вкусам: красавица, говорит по-русски и к тому же интересуется поэзией. Когда Татьяна позвонила к доктору Симону с жалобами на тяжёлый бронхит, он велел ей прийти немедленно, а его жена тут же связалась с Эльзой и пригласила её с Маяковским…»

Татьяна Яковлева писала (матери в Пензу) об этом знакомстве с Маяковским так:

«Ему… Эренбург и др. знакомые бесконечно про меня рассказывали, и я получала от него приветы, когда он меня ещё не видел. Потом пригласили в один дом специально, чтобы познакомить».

Приведём ещё один абзац из книги Бенгта Янгфельдта, в котором рассказывается о том, как отнёсся Маяковский к новой своей знакомой:

«Молодая женщина сильно кашляла, но, вопреки своей мнительности, он предложил проводить её домой. В такси было холодно, и он снял с себя пальто и укрыл ей ноги. “С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно”, – вспоминала Татьяна».

Все, кто так или иначе описывал это неожиданное знакомство, вряд ли догадывались, что существовал ещё один «устроитель» встречи советского поэта с парижской красавицей – ОГПУ. Если с Маяковским ещё в Москве «беседовали» Трилиссер, Агранов и Брики, убеждая его в совершенной бесперспективности отношений с Элли Джонс, то эти «собеседники» должны были предусмотреть и дальнейшее развитие событий.

Якову Серебрянскому, тогдашнему резиденту ОГПУ во Франции, наверняка было послано распоряжение найти подходящую красотку и познакомить её с Владимиром Маяковским, чтобы отвлечь его от печальных размышлений, которые могли возникнуть после расставания с Элли Джонс. Серебрянский и прибывший во Францию Леонид Гайкис свели Маяковского сначала со «знакомицами», а потом резидент отыскал среди своих агентесс подходящую кандидатуру для «завлечения» опечаленного поэта.

Яков Серебрянский, вне всяких сомнений, обсуждал этот вопрос и с Эльзой Триоле, которая явно проговорилась, написав в воспоминаниях:

«Я познакомилась с Татьяной перед самым приездом Маяковского в Париж…».

То есть до этого Эльза её не знала. И познакомил их явно Серебрянский. О том, как всё это происходило, речь впереди. А пока просто приглядимся к «случайному» знакомству Владимира Маяковского и Татьяны Яковлевой. Оно очень быстро переросло в любовное увлечение, вскоре достигшее апогея.

29 октября в Москву полетела телеграмма Лили Юрьевне:

«Веду сценарные переговоры Рене Клер. Если доведу надеюсь машина будет. Целую.

Твой С ч е н».

Тридцатилетний француз Рене Клер был известным французским кинорежиссёром. Он снял несколько фильмов, имевших у публики успех. Маяковский предложил ему сценарную заявку под названием «Идеал и одеяло» и повёл переговоры по экранизации.

Что это за заявка?

В 11 томе собрания сочинений поэта есть её перевод с французского. Начинается она так:

«Маяковский любит женщин. Маяковского любят женщины. Человек с возвышенными чувствами, он ищет идеальную женщину. Он даже принялся читать Толстого. Он мысленно создаёт идеальные существа, он обещает себе связать свою судьбу только с женщиной, которая будет отвечать его идеалу, – но всегда наталкивается на других женщин.

Такая “другая женщина” однажды выходила из своего “Роллса” и упала бы, если бы идеалист не поддержал её. Связь с ней – пошлая, чувственная и бурная – оказалась как раз такой связью, которую Маяковский хотел избежать. Эта связь тяготила его, тем более, что, вызвав по телефону чей-то номер, указанный в письме, которое случайно попало ему в руки, он пленился женским голосом, глубоко человечным и волнующим».

Далее в этой сценарной заявке говорится о том, что проходят годы, прежде чем Маяковский добивается согласия таинственной незнакомки на встречу. И вот:

«Окружённая тайнами, незнакомка увезена к месту великолепной встречи. Преисполненный счастливого предчувствия, Маяковский идёт навстречу началу и концу своей жизни.

Первый поворот головы – и его незнакомка – это та женщина, с которой он провёл все эти годы, и которую он только что покинул».

О ком этот сценарий?

О Лили Брик, с которой у Владимира Маяковского давно уже не было никаких романтических отношений? Или, действительно, это всего лишь «идеал» стихотворца, запутавшегося в женщинах?

Тем временем Лили Брик из далёкой Москвы продолжала внимательнейшую слежку за поведением поэта. Вот что говорилось в её письме Маяковскому от 2 ноября:

«Ты писал, что едешь в Ниццу, а телеграммы всё из Парижа. Значит, не поехал? Когда же ты будешь отдыхать? Ты поганейший Щен. И я тебя совершенно разлюблю…

Отчего ты не пишешь? Мне это интересно!

Обнимаю тебя мой родненький зверит и страшно нежно целую…»