Читать книгу "КГБ и власть - Филипп Бобков"

Подводя итоги своей деятельности, я вижу отдельные наши просчеты, но, думаю, в целом мы не дали разгореться страстям вокруг так называемого «еврейского вопроса» в нашей стране.

ОТНОШЕНИЕ К РЕЛИГИИ

ОТНОШЕНИЕ К РЕЛИГИИ явилось одной из самых сложных проблем послеоктябрьского времени, принесло немало страданий не только отдельным людям, но и народу в целом.

Столетиями жила и развивалась религия, она играла большую роль в жизни государства и оказывала огромное воздействие не на какую-то ограниченную группу людей и даже не на один какой-то класс, а на весь народ, в том числе и на неверующих, которых, к слову сказать, было в нашей стране меньшинство.

Разрушить все это одним ударом было невозможно, но именно такая попытка была предпринята после Октябрьской революции. От столицы до самых маленьких деревень рушились церкви, закрывались монастыри, преследовались не только служители церкви, но и просто верующие. На глазах у всех летели на землю и разбивались церковные колокола, сносились кресты, а в оскверненных храмах размещались конюшни или склады. Церкви, которые вообще никак не использовались, постепенно ветшали и разрушались, но верующим их не возвращали, несмотря на бесчисленные просьбы.

и эта «генеральная линия» продолжалась не одно десятилетие. Правда, в конце 60-х годов наметился сдвиг. К церкви стали относиться терпимее, власти закрывали глаза на появление молитвенных домов, стали более терпимо относиться к открытию храмов. Но это не решало проблему свободы вероисповедания, свободы совести. Именно поэтому расчет на возбуждение недовольства советской властью среди верующих продолжал оставаться одним из важных рычагов в «холодной войне».

Пусть поздно (лишь после прихода к руководству КГБ Ю. В. Андропова), в органах госбезопасности заговорили в полной мере о пагубном для страны нигилистическом отношении к религии. Хотя это, может быть, и, нескромно, но для иллюстрации не могу не привести отрывок из своего выступления в 1981 году на Всесоюзном совещании руководящего состава органов госбезопасности:

«Нам очень серьезно надо поставить вопрос перед Центральным комитетом партии, перед руководством страны о выработке политической линии и механизма ее реализации по отношению к религии, к верующим. В этом вопросе наше государство живет по старым, отжившим канонам. Нам нельзя больше относиться к верующим как людям второго сорта. Верующих в стране много миллионов. Они работают в бригадах коммунистического труда, многие являются ударниками коммунистического труда и заслуживают особого уважения. И те, кто думает сейчас об эмиссарах, засылаемых к нам с подрывными целями, или о доморощенных церковниках такого же толка, должны масштабнее подходить к делу. Их нельзя отождествлять с церковью, с религией в целом, у нас разрушались храмы, памятники религиозной культуры, а чем ответила нам церковь? Большинство ее служителей, с болью наблюдая это, в принципе все же поддержало наше государство, особенно в период войны. Они восприняли ее как Великую Отечественную, не пошли на конфронтацию с государством, а находили пути содружества с ним. Мы обязаны коренным образом изменить свое отношение к церкви и к верующим».

Я высказал тогда несколько конкретных предложений.

После выступления меня упрекали в том, что я «скатываюсь на позиции церковников». Это не очень расстроило, тем более меня поддержал Ю. В. Андропов. Но, увы, как и во многих других случаях, не поддержало руководство партии ни в центре, ни в республиках, не поддержало даже в ситуациях, абсолютно бесспорных.

В Узбекистане, например, закрывали мечети. К концу 60-х годов их осталось двадцать шесть. Встретившись с Рашидовым, я поставил вопрос о том, что среди первоочередных проблем, которые надо решать как можно скорее, является восстановление мечетей. Ни для кого не секрет, что в каждом колхозе был мулла, который являлся чуть ли не хозяином в коллективе, и колхоз содержал его. Да и нелегальные мечети на самом деле существовали по всей республике. Однако Рахимбабаева, секретарь ЦК партии республики по пропаганде, возмутилась и стала доказывать, что надо ликвидировать и оставшиеся мечети.

Тогда я привел еще один аргумент. «Вы закрываете мечети, но не трогаете русские храмы, значит, рука на православную церковь у вас не поднимается, ведь если вы закроете хоть одну, вас тут же обвинят в дискриминации русских. Но ведь узбекское население видит все это, и оно рано или поздно обвинит вас в русификации Узбекистана. Надо настойчиво искать решение этой проблемы».

Однако решать ее никто не хотел. Еще в 60-е годы ставили вопрос об изменении отношения к секте иеговистов.

В силу своей догматики секта не признавала власть, отказывалась брать паспорта, отрицала службу в армии. Молодежи запрещалось ходить в кино, смотреть телевизор, вступать в профсоюз. Таким образом, верующих отрывали от жизни страны, изолировали от общества. Секта иеговистов находилась на нелегальном положении, долгие годы ее официально не регистрировали.

Иеговизм пришел к нам из Польши, после присоединения Западной Украины. Но в Польше действовала легальная секта, у нас же она оказалась в подполье. Желание легализовать секту через официальную регистрацию не являлось неким актом альтруизма, оно исходило из необходимости дать веруюшим сектантам гражданские права, снять с них клеймо изгоев.

Против регистрации иеговистской секты выступил секретарь ЦК КПСС по пропаганде Л. Ф. Ильичев. По его мнению, мы не должны поощрять сектантов, не соглашающихся на полную ликвидацию секты. Кстати, его точка зрения полностью совпадала с позицией Бруклинского иеговистского центра. Как только там почуяли наши настроения, тут же направили иеговистам категорическое указание: ни в коем случае не регистрироваться в Советском Союзе. Легализация иеговистской церкви была невыгодна этому центру, нелегальное положение иеговистов расшатывало власть, служило дополнительной возможностью возбудить конфликт населения с властью.

Такое же положение сложилось и с легализацией баптистских общин, особенно после раскола в их среде, когда несколько тысяч верующих ушли в подполье. Хотелось найти для этих людей выход из сложного положения, чтобы они не чувствовали себя гонимыми.

Отсутствие четкой линии в отношении к церкви приводило к всевозможным конфликтам. Так произошло на Западной Украине, где униаты повели открытую борьбу с православным духовенством. По этому поводу у нас было много разговоров, в частности с В. В. Щербицким. Речь шла о том, что нельзя с таким равнодушием относиться к закрытию униатских костелов и бездействию православных соборов. Надо отдать народу церкви, пусть они работают. Православие должно закрепить свои позиции на Украине и одновременно пойти на сближение с униатами. Но этот план категорически отвергался. Предпочитали держать церковь на замке. Дело кончилось тем, что под влиянием националистических настроений на Украине униаты практически вытеснили православную церковь. Подобный исход для нас не был неожиданностью, мы предупреждали об этом руководство республики.

В общем, мы оказались в ложном положении. Если возникали острые негативные моменты, во всем обвинялся КГБ, когда же все было тихо и спокойно, принимались очередные решения об усилении атеистической пропаганды, которая острием своим направлялась против русской православной церкви.