Читать книгу "Танковые рейды 1941-1945 - Амазасп Бабаджанян"

Так они предавали народ, который сумели прежде обмануть. Но карающая десница уже была занесена над головами главарей гитлеровского рейха.

На улицах и площадях Берлина идут бои. Бойцы наши теснят врага повсюду — на этажах, в подвалах, на чердаках. Танки, непрерывно стреляя, медленно ползут по улицам. Саперы не успевают разминировать мостовые, разбирать завалы. Уже отвоеваны у врага многие улицы, важные крупные городские сооружения. В одном из таких огромных зданий — с колоннами, внушительным фасадом, перед которым разбит сквер, — по настоянию полковника Н. Г. Веденичева, питавшего слабость к искусству, особенно к архитектуре, мы расположили штаб корпуса.

Приехал командующий нашей армией генерал М. Е. Катуков. Приглашаю командующего войти в наши «апартаменты», а он, ничуть не оценив моего гостеприимства, повернулся спиной и зашагал прочь.

— Не пойду. И советую немедленно убраться из этого шикарного палаццо. Такие большие здания, как это, наверняка заминированы.

Пока Н. Г. Веденичев отдавал распоряжения отделам штаба о немедленной эвакуации, мы с М. Е. Катуковым стояли в скверике и прислушивались к гулу самолетов, улетающих из Тиргартена на северо-запад.

— Гитлер и его компания драпают… — вслух подумал я.

— Не исключено, — согласился Михаил Ефимович.

В три часа ночи наш палаццо взлетел на воздух. М. Е. Катуков оказался прав.

Опасность в уличных боях подстерегала советских воинов на каждом шагу. Вражеские солдаты, окруженные в одном доме, по им одним ведомым подземным ходам, которых было много в старой части города, перебирались в другой. Использовалась для этой цели противником и широко разветвленная канализационная сеть. Стреляли в спину, стреляли из-за угла. Всюду разбрасывались листовки на русском языке, в них нас старались запугать: «В Берлине 600 тысяч домов, и каждый дом — это крепость, которая будет для вас могилой…»

Но ничем не запугать нашего солдата. Он вошел сюда, чтобы покарать фашистов. Но он вошел и затем, чтобы освободить от фашистов немецкий народ.

В разрушенном городе не действовал водопровод, не было электроосвещения. В подвалах, засыпанных обломками, томились женщины и дети. Для спасения мирного населения мы организовали специальные команды. Они извлекали из-под обломков людей, оказывали им первую медицинскую помощь. Немало при этом гибло советских солдат, противник заминировал все, даже жилые кварталы.

Я собственными глазами видел, как наши солдаты заботливо помогали немецким женщинам переносить детей в безопасное место, как отдавали при этом свой солдатский паек малышам.

Маленькие берлинцы без страха подходили к предназначенным специально для населения походным кухням, протягивали худенькими ручонками свои чашки и плошки и смешно просили: «Кушат». «Кушать» — это было первое русское слово, которое они научились произносить.

Повар наливает мальчугану полную кастрюльку. «Данке шён», — говорит мальчуган, но не отходит. «Чего тебе, хлопчик? — непонимающе спрашивает повар. — Еще налить?» Но ведь у мальчика больше нет посуды в руках. «Фюр мама», — объясняет маленький берлинец, тычет пальцем на свою кастрюльку и убегает. «Значит, еще придет», — соображает повар.

Группа автоматчиков сержанта М. М. Даринкова 27 апреля, рискуя жизнью, из верхних этажей горящего дома вытащила больше 20 женщин и детей. Может быть, жен и детей тех, кто стрелял в них фаустпатронами.

Великодушны советские люди, великодушие это идет оттого, что они никогда не ставили знака равенства между фашистскими оккупантами и немецким народом.

Великодушие это воплощено и в памятнике советскому солдату, что стоит в берлинском Трептов-парке. Сколько я ни убеждал себя, что изображенный там воин, одной рукой держащий меч, а другой прижимающий к своей груди немецкую девочку, — это символ, это обобщенный образ и т. п., всякий раз, когда, бывая в Берлине, я стою перед этим памятником, мне чудится в выражении лица гранитного солдата то одно, то другое до боли знакомое и родное лицо моих однополчан.

На берлинской улице

Берлин стоял весь в пламени и клубах черного дыма. По нему били тысячи пушек, его бомбила авиация. Его хозяева так и не приняли условий капитуляции, по которой был бы немедленно прекращен огонь.

Вспомним, 12 октября 1941 года гитлеровская ставка дала указание командующему группой армий «Центр»: «Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником».

Что ж, вполне «логическое» продолжение. Пусть гибнут тысячи, сотни тысяч — что до них гитлеровской клике, потерявшей человеческое подобие. «Если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнется!» — кричал Геббельс.

Вечером 27 апреля на Ангальтском вокзале солдаты 27-й мотострелковой и 40-й танковой бригад захватили множество железнодорожных эшелонов. Один из них был целиком набит шоколадом «Колло» в плитках. И тут не выдержало солдатское сердце — стали раздавать шоколад голодной немецкой детворе. И чтобы дети не боялись, отламывали от каждой плитки по кусочку и отправляли себе в рот, хотя было строжайше запрещено пользоваться трофейными продуктами — они могли быть отравлены.

Спустя несколько часов мне доложили, что у некоторых солдат явные признаки отравления — тошнота. Вспомнив курьезное происшествие под Гдыней, приказал немедленно сжечь этот эшелон. Но потом выяснилось, что не было никакого отравления, просто солдатам слишком много плиточек пришлось первыми перепробовать, скармливая шоколад голодной берлинской ребятне…

В ночь на 30 апреля ко мне в бункер — здесь помещалась опергруппа штаба корпуса — привели немецкого майора с солдатом-переводчиком. Майор передал, что уполномочен начальником гарнизона парка «Генрих V» — гарнизон насчитывает около 900 человек — сообщить о сдаче в плен. Будет ли им сохранена жизнь — вот о чем он беспокоился. Я заверил, что всем, кто сложит оружие, советское командование гарантирует безопасность…

— Я же так ему и говорил! — воскликнул переводчик на чистейшем русском языке. На вопрос: «Где вы так выучили русский?» — переводчик объяснил, что сам он немец, но родился и вырос в Одесской области, был школьным учителем, не успел эвакуироваться, немцы его мобилизовали в армию. — Я объяснял начальнику гарнизона, что советские люди не станут расстреливать пленных. Я убедил его, что это противно природе советского общества. Я о многом передумал за годы войны и вынужденной службы в немецкой армии…

Верилось, что он искренен, что советский образ жизни оставил достаточно глубокую борозду в сознании этого человека.

Колонна пленных на улице Берлина

Все теснее становилось кольцо окружения. Особенно яростно сопротивлялись воинские соединения «Мюнхеберг», 11-й моторизованной дивизии СС и другие. Они обороняли центр Берлина, район Тиргартена — зоосад, рейхстаг, здания гестапо, имперской канцелярии.