Читать книгу "Одиссея мичмана Д... - Николай Черкашин"

Ну а базироваться вы будете отнюдь не на европейские столицы, не на Гельсингфорс или Ревель, а на озерную глухомань, где селяне жили в лесу, молились колесу, веревкой хлеб резали и каждый год платили языческую дань Онего-морю: сталкивали в воду дырявую лодку с чучелом из соломы, и та тонула под древние песнопения стариков…»

- Вот такими же ветхими были и наши корабли,- усмехается Александр Александрович.- Когда управление Северо-Западного речного пароходства узнало, что ему надо выделить суда для нашего дивизиона траления, то есть на верную гибель для английских мин, оно и собрало эту великолепную армаду из колесных «химер» и «пеструшек». Борта их можно было пробить простой «шкрябкой», что частенько и случалось. Никаких паровых шпилей или лебедок на них не было, тральные работы проводились вручную - авралом всей небольшой команды. Даже якоря - «навались!» - вымбов ками1 выхаживали. Бывало, что вместе с тралом подтягивали к кор ме и саму мину. Так погибла «Пила-рыба», унеся с собой всех, кто на ней плавал, до единой души… А что делать? Англичане замини ровали Онегу так, что парализовали все судоходство. Питеру же нужны были дрова, лес, рыба… То была трагическая эпопея…

Три года ходил он на «Пикше» по минам. На Балтику вернулся военмором, да еще с наградными часами «За оборону Петрограда». В двадцать втором получил в командование свой первый корабль - бывшую яхту генерал-адмирала «Стрела», назначенную посыльным судном, а затем тральщиком. Носилась «Стрела» между Питером и Крон штадтом, возя порой высокое морское начальство. Вот тут оконча тельно решилась флотская судьба ее двадцатитрехлетнего команди ра. Пышнов любил парус и частенько спускал шлюпку под гротом, не раз и сам выходил на Кронштадтский рейд. Он и знать не знал, что на его одинокий парус поглядывал из своего кабинета начальник штаба Балтийского флота Лев Михайлович Галлер. Однажды - это было в 1923 году - начштаба шел на «Стреле» в Петроград. Галлер поднялся на мостик, долго присматривался к молодому коман диру и вдруг спросил:

- Это ваш брат на «Славе» служил?

- Мой.

Галлер помнил, что артогонь на его линкоре корректировал в Моонзундском бою мичман Борис Пышнов.

- Хотите вторым помощником командира на линкор «Марат»?

- Куда угодно, только не на линкор! - взмолился Пышнов и пояснил: - На тральщике я сам себе хозяин, а на линкоре - Каштанка, беги-неси-подай.

- Хорошо. Доложу Викторову.

Командующий Балтийским флотом знал Пышнова не понаслышке, не раз и не два ходил на «Стреле». Он-то и распорядился: «Пыш нова - в подплав».

И тогда, и потом этот неожиданный перевод Александр Алек сандрович объяснял себе просто - парус. Кто-кто, а Викторов, офи цер старого флота, прекрасно знал, что настоящий моряк начина ется с паруса, как казак - с коня. А моряки подводной дивизии нужны были более чем настоящие - отчаянные и хладнокровные, грамотные и умелые… Ибо на тех стальных гробах, что третий год ржавели без ухода в Кронштадтском порту, могли выходить в море, а уж тем более погружаться, сорвиголовы, самоубийцы,- кто угод но, только не те, кому был дорог душевный покой.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:«Сейчас осталась только одна лодка, год ная для строевой службы, из девяти, числящихся в составе морских сил Балтийского моря,- это «Краснофлотец»… Этот краткий пере чень говорит сам за себя и показывает, что мы идем к факту полной гибели нашего подводного флота. Только экстраординарными мера ми можно задержать его гибель».

Пышнова назначили минером на «Товарищ» (бывшую подлодку «Тур»). Командовал ею Александр Ждан-Пушкин, в недавнем прош лом мичман.

- Тогда у нас такой обычай был заведен,- вспоминал под одышливый вой пурги за окном помолодевший вдруг Пышнов.- Перед выходом в море вся команда, от командира до кока, писала завещания. Конверты с ними хранились в сейфе у старшего адъютан та командира бригады. Страховали только сдаточную команду, а нас нет… Ну да мне и завещать-то чего было?! Чемоданчик, койка на бербазе - вот и все имущество… Зато кормили как на убой: на каж дый день полагалось 400 граммов мяса! От цинги - клюквенный экстракт, хлеб выдавали всегда мягким - проспиртованным на не мецкий манер.

Подводников, даже во времена молодости их кораблей, считали смертниками. Теперь же, когда их «барсы», «леопарды», «вепри» были изрядно потрепаны войной, когда вышли все мыслимые и немыслимые сроки ремонтов, с обржавленными корпусами, текущими сальниками, залитыми перископами, «газующими» аккумуляторами, чей водород взрывался неожиданно и страшно, они и вовсе были дважды смертниками.

Любой пустяк мог стоить жизни. Ну кто бы мог подумать, что перемена только сорта сурика, который входил в состав действую щей массы аккумуляторов, будет стоить кому-то жизни?! До револю ции сурик покупали в Бразилии, он славился химической чистотой и не «водородил». Когда в двадцатые годы его заменили на отечест венный, менее чистый, то по лодкам прокатилась серия «гремучих» взрывов. Что такое взрыв водорода в аккумуляторной яме, весьма впечатляюще рисует человек, чудом переживший подобный удар,- матрос Александр Злокозов.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:«Заканчивали мы зарядку аккумуляторов. Я находился в первом отсеке у торпедных аппаратов. Переборочная дверь во второй (аккумуляторный.- Н. Ч.) отсек, как всегда в боевом походе, была закрыта на клиновой запор. Вдруг раздался глухой, но сильный взрыв. Лодку тряхнуло. Меня отбросило к торпедным аппаратам, я ударился о них. Свет погас. Отсек стал наполняться дымом.

Сквозь дым я увидел через приоткрывшуюся дверь голубоватого цвета пламя во втором отсеке. Оттуда слышались стоны людей. Потом они прекратились. Я стал кричать. Но никто мне не ответил. Тогда я бросился к двери - раздумывать больше было некогда.

Переборочную дверь сорвало с клинового запора. Я подумал, что надо ее задраить, чего бы это ни стоило. Задраивать было очень труд но - барашки с винтов поотлетали. К тому же темнота полная. Но я отдал все силы и дверь все же задраил. После этого позвонил своему старшине Егорову в седьмой отсек и доложил, что дверь задраена, а я задыхаюсь от дыма. Егоров приказал открыть нижнюю крышку люка. Крышку я открыл из последних сил и тут же поте рял сознание…

В отсек отправилась аварийная партия с надетыми масками изолирующих спасательных аппаратов. Матросы открыли дверь сначала во второй, а потом и в третий отсеки. В свете ручных фона рей они увидели страшную картину: изуродованные трупы, беспоря дочно разбросанные груды обломков деревянных переборок и коек. Один из краснофлотцев, не вынеся потрясения, упал в обморок.

Половина экипажа во главе с командиром погибла. В отсеках царил мрак, стоял тяжелый запах дыма и хлора. Лодка могла дви гаться только в надводном положении - электроэнергии для под водного хода не было. И что самое страшное, не было ее и для того, чтобы запустить дизеля, привести в действие радиостанцию и гиро компас».

Именно так погиб на «Сталинце» командир Пышнова по дивизио ну подводных лодок, один из первых советских подводников, мич ман «керенского выпуска», участник Ледового похода, бывший ми нер «Пантеры», выпускавший торпеды по «Виттории»,- Генрих Таубе.